Английская портниха. Мэри Чэмберлен

Она вдруг испытала прилив нежности, любви к этому человеку, вскружившему ей голову, и ей стало тепло, уютно, и в будущее она уже смотрела с оптимизмом.

      – С деньгами мы разберемся, – заявила она. – Я пойду работать. Я позабочусь о нас.

      Опять появился официант с двумя чашками кофе, поставил их на стол и сунул счет под пепельницу.

      – L’addition, – сказал он и добавил: – La guerre a commencé[7].

      Станислас вскинул голову.

      – Что он говорит? – спросила Ада.

      – Что-то насчет войны. «Герр» по-французски «война».

      Официант встал по стойке смирно:

      – La France et le Royaume-Uni déclarent la guerre à l’Allemagne[8].

      – Началось, – сказал Станислас.

      – Ты уверен?

      – Конечно, уверен, черт возьми. Может, я и ни бум-бум во французском, но это я понял.

      Он резко поднялся, толкнув столик и пролив кофе, сделал шаг в сторону, словно намереваясь уйти, но вернулся и снова сел:

      – Ты останешься со мной? Здесь, в Париже? Устроимся на работу, ты и я. Скоро мы опять разбогатеем.

      Минуту назад Ада не сомневалась, что все так и будет, но внезапно ее охватила паника, страх сдавил желудок. Война. Война. Ей отчаянно захотелось домой. Очутиться в кухне вместе с родителями, братьями и сестрами, вдыхать терпкий запах белья, сохнущего над плитой, слушать, как булькает картошка в кастрюле, а мать перебирает четки и смеется, когда отец ее поддразнивает: «Славься, Маркс, великий и могучий, да пребудет революция с тобой, да благословен ты будешь среди рабочего класса…»

      Но домой пути нет; по крайней мере, в одиночку она этот путь не найдет. Ада кивнула.

      – Ты не против, – продолжил Станислас, – если я назовусь Воан?

      – Зачем?

      – Моя фамилия слишком иностранная. Французы тоже могут меня изолировать.

      – Пожалуйста, называйся.

      – От своего паспорта я избавлюсь, – Станислас говорил быстро, почти без пауз, – скажу, что потерял его. Или украли. И тогда я смогу стать кем угодно. – Он засмеялся, и в вечернем солнце блеснул золотой зуб. Пошарив в карманах, он расплатился с официантом мелкой монетой и взял их багаж: – Идем.

      – Куда?

      – Нам нужно где-то жить.

      – Гостиница, – оживилась Ада. – Мы вернемся в гостиницу.

      Станислас обнял ее, потерся подбородком о ее макушку:

      – Там все занято. Я их спрашивал утром. Найдем что-нибудь. Прелестный маленький пансион, например.

      В комнате кровать с ржавой железной рамой и продавленным матрасом с бурыми пятнами мочи, напротив крошечный облезлый стол, стул с дыркой в сиденье, крючки на стене. Обои ободраны, но не до конца – по углам и над плинтусами они держались крепко, а под ними шуршали либо дрыхли клопы.

      – Я не могу тут жить. – Ада с чемоданом шагнула к двери. Станислас никогда не был беден и не понимал, как низко они пали.

      – И куда ты пойдешь? – поинтересовался он. – Без денег. В гостиницах все занято. Армия реквизировала их. – Он сел на кровать, подняв облачко пыли. – Иди ко мне, – с обезоруживающей нежностью позвал

7

Ваш счет… Война началась (фр.).

8

Франция и Объединенное королевство Британии объявили войну Германии (фр.).