Маленькая коммунистка, которая никогда не улыбалась. Лола Лафон

ничего общего с лиризмом советских гимнасток, да уж, тут тебе никаких лебедей и никакого Чайковского, румынки – щенята, которым кидают задания, и они, служа государству, все выполняют. Сплошная геометрия, сплошной расчет.

      Начинаешь жалеть о том, что было раньше. Вот, например, Ольга – на Олимпийских играх в Мюнхене она так прелестно кокетничала и так плакала, если ей случалось упасть, или Людмила, спокойная советская леди, которая неизменно побеждала. И теперь созданную огромным СССР традицию классического танца нарушает какая-то невразумительная зависимая страна, которая вводит моду на хорошо выдрессированных соплячек (вспомним трагическую сцену, когда прекрасная старомодная Людмила пыталась укрыть на груди у тренера заплаканное лицо, а прямо перед ней расхаживало это до ужаса тощее создание).

      Девочке надо отдохнуть перед последними соревнованиями, и нагруженные подарками участники пресс-конференции покидают зал. Они уносят с собой бутылки со сливовицей, великолепные трансильванские вышивки, спору нет, кое-что румыны умеют делать совсем неплохо. Навстречу идут коллеги, которым не удалось протиснуться в зал, им описывают малышку: настоящее привидение, вся белая, от купальника до рук, натертых магнезией, и личико бледное, усталое… Все расходятся по гостиничным номерам, каждому надо к ночи поставить точку и отослать репортаж в редакцию, а из услышанного на этой пресс-конференции много не выжмешь. Телевизор в холле торопится покончить с текущими новостями, чтобы перейти к показу события, а событие сегодня единственное – она. Молодая женщина спешит прибавить громкость: Надя начинает вольные упражнения.

      И сразу становится понятно, что это – совсем другое дело. Этот сопровождающий ее выступление скачущий чарльстон, Yes, Sir, That's Му Baby[6], эта пронизанная радостью мелодия двадцатых годов – до начала Великой депрессии, yes, yes, yes, наша обманщица смешала все карты, сдвинула границы возможного, yes, sir, она даже без рук обходится, не отталкивается от пола, когда взлетает, воздух ее держит, ту baby, и ни у кого нет сомнения в том, что да, that’s ту baby baby, она и с этим прекрасно справляется, возвращается в детство, маленький бродяжка из немого фильма, чье лицо так и хочется обхватить ладонями. До чего легко, до чего весело. Смотришь – и избавляешься от тягостного чувства, которое оставляет громоздкая система безопасности на этих Играх: у всех в памяти еще свежа трагедия Олимпийских игр в Мюнхене, взятие заложников и убийство израильских спортсменов[7]. Эта девочка берет нас за руки, и мы вместе начинаем кружиться в беззаботном хороводе. Она стоя приветствует толпу, угрюмые русские вслед за своим тренером покидают зал, а Бела весело вскидывает кулаки и молотит ими по воздуху. Румынские гимнастки скачут рядом, под глазами у них круги от недосыпания, во рту пересохло от голода. Девочке поклоняются, если надо – и на колени встанут перед этим эльфом ростом метр пятьдесят четыре сантиметра, эльфом, заставляющим забыть об оружии, которое в олимпийской деревне

6

«Да, сэр! Это моя детка…» (англ.).

7

Во время Олимпийских игр в Мюнхене (1972) террористической палестинской организацией «Черный сентябрь» был совершен теракт, жертвами которого стали 11 израильтян (четыре тренера, пять участников соревнований и двое судей) и один западногерманский полицейский. Пятеро из восьми террористов были убиты полицейскими в ходе провалившейся попытки освобождения заложников, трое были задержаны, но позднее, после захвата «Черным сентябрем» авиалайнера компании «Люфтганза», освобождены Западной Германией. Израильские спецслужбы ответили на это операциями «Весна молодости» и «Гнев Божий», в ходе которых выследили и уничтожили подозреваемых в подготовке теракта.