Горькое молоко. Золотой брегет. Тюремный шлейф. Владимир Козлов

если в педагогике ничего не рубишь, хоть и работала сельским учителем. Иван по характеру мятежник, такие люди правильную жизнь создают народу. Тебе этого не понять. Иди на работу, торгуй своими пончиками.

      …Часовщик убедил Ивана, что у всех граждан Советского Союза, имеется продуктивный метод борьбы с классовым врагом. Этот метод он называл жалобой вышестоящему начальству.

      – Будешь им мстить и вредить, – поймают, определят в колонию. Зазорного здесь ничего нет. Ты идёшь не в милицию, а в контролирующий и руководящий орган», – дал он перед уходом Беде совет, – и не забывай, что ты идёшь добиваться правды – матушки, и помни, только жлобы и слабые люди говорят, что справедливости в природе не существует. В голову ничего не бери, чем быстрее уйдёт твоя боль, тем быстрее придёт к тебе сила. Это я на своей шкуре испытал.

      Эти сказанные слова Часовщиком, на всю жизнь запали Ивану в душу, и в конфликтных ситуациях он отбрасывал свои интересы и противной стороны. Логическим мышлением он извлекал ядро справедливости. После чего к нему приходило уважение округи, а в душе наслаивалось спокойствие.

      Ночью, лёжа в постели, он обдумывал слова Часовщика и пришёл к выводу, что нужно следовать его совету.

      На следующее утро Беда в школу не пошёл, а направился в горком партии. Решений своих менять не стал.

      Зайдя в здание горкома, он нашёл на дверях подходящую таблицу второго секретаря.

      Изобразил гримасу страдальца и постучал в дверь.

      Не дожидаясь приглашения, Иван приоткрыл дверь и робко вошёл. За двух тумбовым столом с добрым и приятным лицом, восседал мужчина, но Ивана смутило, то что, его голова была обрита под маршала Тимошенко.

      «Этот „Лысенко“, наверное, не поймёт меня, если любит такие причёски», – подумал про себя Беда.

      – Ты кого мальчик ищешь? – спросил он приветливо.

      И тут Ивана понесло. Он расплакался навзрыд.

      – По приказу директора школы меня пытались связать политическими транспарантами, с которыми мы на демонстрации всегда ходим. С применением физической силы, хотели насильно подстричь, как вас. – Иван плакал, так чувствительно и жалостно, что его слезам мог позавидовать любой актёр. – Завхоз на всю школу кричал, что из меня Степана Тимошенко сделает, – растирал он по лицу кулаками слёзы.

      Обескураженный, неразборчивым рассказом плачущего мальчика, секретарь тут – же усадил Ивана на стул:

      – Давай всё по порядку рассказывай и членораздельно, – сказал секретарь и дал салфетку Ивану, вытереть глаза.

      Беда пересказал ему всю историю с подстрижкой, как научил его Часовщик, при этом Иван постоянно растирал глаза уже салфеткой. Они у него были красные, как болотная клюква.

      Секретарь, выслушав до конца Беду, вызвал по телефону инструктора Паршина:

      – Немедленно зайди ко мне. В шестой школе неординарный и крикливый случай произошёл. Нужно разобраться. Мальчик обиженный сидит у меня.