Великие жены великих людей. Лариса Максимова

ни в испытание, ни в жертвоприношение…

      Я попросила Зою Борисовну Богуславскую дать мне интервью. Она отказалась. Очень вежливо объяснила, что в последнее время избегает встреч с журналистами: уже все сказано и написано. Тогда я стала ее убеждать, уговаривать и даже жалобно просить. Последнее подействовало: дело в том, что Зоя Борисовна (и об этом говорят все ее знакомые) не умеет отказать, если ее сильно просят. Она вообще из тех, кто кидается спасать, едва заслышав крик о помощи. Или если видит несправедливость. Ее сын, Леонид, считает, что мать обладает врожденной, генетической потребностью помогать не только близким, но и совсем чужим людям. Сразу же хочу рассказать историю. Когда-то Зоя Богуславская работала в 6-м «легендарном» объединении «Мосфильма», во главе которого стояли Алов и Наумов. Зоя там, кстати, была единственным женским персонажем. Именно в этом объединении Андрей Тарковский снимал своего «Андрея Рублева», в который еще на стадии сценария ответственные партийные работники «от кино» постоянно требовали вносить правки и исправления. Этому издевательству не было конца… На одном из заседаний доведенный до отчаяния Тарковский сказал: «Больше я править ничего не буду. И работать больше не буду!» На его лбу выступил пот, было понятно, что он на грани срыва. Тогда Зоя попросила слово. «Может быть, вы примите этот сценарий сегодня в литературном виде? А необходимые исправления Андрей внесет уже в режиссерский сценарий?» Это решило судьбу фильма. Он был запущен, снят и стал шедевром. Зою никто не тянул за язык, но она не могла не откликнуться на крик отчаяния.

      Мой крик тоже был услышан. Интервью состоялось.

      Зое Богуславской пять лет. С мамой Эммой Иосифовной

      После Великой Октябрьской социалистической революции прошло не так уж много времени – чуть больше десяти лет, – когда я появилась на свет. Господи, самой не верится, что я живу уже так давно! Мои родители приняли революцию с восторгом, ведь она давала им – простым людям – невероятные возможности осуществить все свои мечты и планы. Они работали, работали и работали, а также любили друг друга и меня – свое единственное чадо. Так что первая половина моей жизни и особенно детство, была ничем не омрачена. Отец в очень молодые годы получил пост главного инженера завода Орджоникидзе. Мама окончила медицинский институт в Харькове. Там они и познакомились, еще будучи студентами. Маму сразу послали «на тиф»: началась эпидемия тифа, и молодых врачей в приказном порядке отправляли в наиболее пострадавшие регионы.

      Что я еще помню? Помню, что я говорила по-русски с небольшим акцентом, что мне мешало в школе. Это получилось оттого, что мы какое-то время жили в Германии, отца послали туда повышать квалификацию. Тогда в стране было какое-то дикое стремление овладевать знаниями. Молодые советские люди хотели быть не хуже других. Да и Ленин опять же велел: «Учиться, учиться и учиться!» Вот отец и укатил в Германию учиться, прихватив меня и маму – незадолго до того, как там фашисты пришли к власти.

      1938 год.