Тарас Шевченко та його доба. Том 1. Віктор Берестенко

времён…

      Внесок Шевченка в народну поетичну творчість, зокрема в її ритміку

      И Шевченко, преобразуя в своей поэзии народные элементы, не только возрождает этот древний приём во всей его нетронутости, но и придаёт ему гораздо большее значенье, чем то, которое он занимает в народной песне в наши дни. Почему? Потому что приём этот помогает ему расширить средства выразительности самого языка.

      Почти в каждом стихотворении, кроме очень немногих, выдержанных в чистой строфике и одном ритме (кажущихся, кстати сказать, или осколками большой вещи, или отдельными, вынутыми из неё «лирическими запевками»), встречаем мы у Шевченко «запевку» и «хор»… Уже первое из сохранившихся его стихотворений «ударило» слушателя по сердцу своим чередованием ритма:

      Реве та стогне Дніпр широкий,

      Сердитий вітер завива,

      Додолу верби гне високі,

      Горами хвилю підійма…

      Може, вийшла русалонька

      Матері шукати,

      А може, жде козаченька,

      Щоб залоскотати.

      Но Шевченко часто меняет обычное соотношение ритмов, начинает стремительным, перебивает тягучим, то есть начисто нарушает народную традицию. Юношей он пишет поэму «Перебендя» и даёт изумительный образ народного певца. Слепой Перебендя всюду бродит и все играет на кобзе, разгоняя людскую тоску, «тугу». Тяжко живётся людям, тяжко живётся и ему самому, – нет ему доли, нет хаты, ночует, где попало, под тыном, а надо бодрить, веселить людей, надо знать, что и где петь, что кому петь:

      З дівчатами на вигоні —

      Гриця та Веснянку,

      А у шинку з парубками —

      Сербина, Шинкарку;

      З жонатими на бенкеті

      (Де свекруха злая) —

      Про тополю, лиху долю,

      А потім – у гаю;

      На базарі – про Лазаря,

      Або щоб те знали,

      Тяжко, важко заспіває,

      Як Січ руйнували…

      Приноровляясь ко всякому вкусу, слепой кобзарь поёт весёлую девичью веснянку, молодецки «Шинкарку», хитро поддевает злую свекровь, напоминает купцам на базаре про библейского Лазаря – и «тяжко, важко заспіває», то есть медленно и важно, тяжко и сильно запевает о том, как разоряли родную Сечь. Прерывая танцевальный хорей, Шевченко даёт свою запевку не в начале, как обычно, а в середине поэмы. Его кобзарь:

      …Послухає моря, що воно говорить,

      Спита чорну гору: «Чого ти німа?»

      І знову на небо, бо на землі горе,

      Бо на їй, широкій, куточка нема

      Тому, хто все знає, тому, хто все чує:

      Що море говорить, де сонце ночує —

      Його на сім світі ніхто не прийма.

      Поэта-прозорливца, пытающего природу, постигшего людскую душу, никто на этом свете не «принимает», его не носит земля, ему нет уголочка на земле… Так, всех веселящий, всем несущий утешенье, – слепой кобзарь сам одинок и бесприютен, он жалуется на свою бесприютность, на горькую долю «угождать богатым»:

      Скачи, враже, як пан каже:

      На те він багатий, —

      и вопреки