Дело бывшей натурщицы. Эрл Стенли Гарднер

Я думаю, Дюрант хотел произвести на меня впечатление. Он был… ну, мы были на палубе, и… он пытался ухаживать за мной. Дело в том, что я очень хорошо отношусь к мистеру Рэнкину. По-моему, Дюрант, почувствовав это, решил как-то скомпрометировать его в моих глазах.

      – Продолжайте.

      – Говоря о мистере Рэнкине, он сделал несколько замечаний, которые я бы сочла немного, ну, немного… Я бы назвала их язвительными, если бы речь шла о женщине.

      – Но он не женщина, – заметил Мейсон.

      – Определенно нет.

      – Насколько я могу догадаться, руки он держал все это время не в карманах?

      – У мужчин руки редко бывают в покое, – заметила она небрежно. – Его были настойчивы.

      – И затем?

      – Я сказала, что мне нравится мистер Рэнкин, что у нас дружеские отношения, на что Дюрант ответил: «Хорошо, любите его, если вам так хочется, как друга, но никогда не покупайте у него картин. Можно влипнуть».

      – И что вы на это ответили?

      – Я спросила, что он имеет в виду.

      – И что он ответил?

      – Он сказал, что Рэнкин или не разбирается в искусстве, или надувает своих клиентов и что одна из картин на этой яхте, проданная Рэнкином Олни, – поддельная.

      – Вы спросили какая?

      – Да.

      – И он ответил?

      – Да, Филипп Фети, та, что висит в главном салоне.

      – У него приличная яхта?

      – Да, вполне. На ней можно отправиться куда угодно, хоть вокруг света.

      – Олни ходит в кругосветные плавания?

      – Не думаю. Он иногда отправляется в круизы, но в основном использует ее для вечеринок, где… где он может развлекать своих приятелей-художников. Он проводит на борту очень много времени.

      – А дома его друзья не бывают?

      – Не думаю.

      – Почему?

      – Наверное, жена не одобряет.

      – А вы встречались с ней?

      – Определенно нет.

      – Но вы хорошо знакомы с Олни?

      – Да.

      – Так… – сделал паузу Мейсон. – Рискую показаться невежливым, но вынужден это сделать. Вам предстоит давать свидетельские показания.

      – Но я этого не хочу.

      – Боюсь, что теперь вам уже придется это сделать. В суде вы повторите то, что сказал Дюрант. А теперь мне необходимо знать, могут ли во время перекрестного допроса вскрыться какие-то вещи, касающиеся лично вас и которые вам не хотелось бы обсуждать.

      – Это будет зависеть от того, в какое русло будет направлен допрос, – твердо сказала она, посмотрев в глаза адвокату. – Мне двадцать девять лет. И я не думаю, что найдется девушка моего возраста, которая…

      – Минуту, – прервал ее Мейсон, – постарайтесь не понять меня превратно. Я перехожу к конкретным вопросам. Связывает ли нечто большее, чем дружба, вас и Лэттимера Рэнкина?

      Она непроизвольно рассмеялась:

      – О боже, нет! Искусство для Лэттимера Рэнкина – это все: его мысли, мечты и даже пища. Я для него только художница. И он, как друг, помог мне с заказами на несколько портретов. Мысль о какой-то любовной связи в голове Лэттимера Рэнкина – это что-то невероятное. Нет, мистер Мейсон, определенно нет.

      –