Два брата. Александр Волков

дворец пущу жить…

      Царевич с дядькой едут в Кремль. Алеша смотрит в окно кареты.

      – Гляди-ка, гляди, дядька Никифор! Немец идет!

      – Не видывал я их, проклятых, – угрюмо отвечает наставник, но поворачивает голову к стеклу. – Ишь, куцый, нарядился от собак бегать! Кафтанишка коротенький, штаны в обтяжку. Скобленое рыло к нам повернул… Кланяется! Не отвечай, Алешенька, ну его к бесу!

      – Дядька Никифор, почему он не по-русскому одет?

      – Почему? Потому что русскую одежду все святые угодники носили, а он – басурман, господом проклятый!

      И мать Алеши звала немцев «нечистиками», говорила, что от них всякое зло идет.

      – Околдовали «нечистики» Петрушу, испортили, – жаловалась она ближним боярыням, не стесняясь присутствия сына. – Уж я ли мужу не угождаю, как свеча перед ним горю, а он все в Немецкую слободу рвется…

      Немцев, впрочем, бранили с опаской, только в своем тесном кругу. Алеша понял: об этом с отцом говорить нельзя.

      Учебные занятия шли хорошо. Царевич был понятлив, быстро одолевал премудрости букваря, научился читать псалтырь и часослов,[15] знал наизусть множество молитв и духовных стихов.

      Правда, царь думал не о такой науке для Алеши. Но читать в те годы, кроме псалтыря и часослова, было нечего: «светских» книг в России еще не печатали. Первые книги «светского» содержания появились после 1700 года.

      Еще путешествуя за границей, Петр решил порвать с женой, которая его не понимала. Была боярыней, боярыней и осталась. Все новое претило ей. Зачем супруг по Руси да по чужестранным землям разъезжает? Сидел бы в Кремле, правил бы с боярами да русскую старину соблюдал, как прежние благочестивые государи…

      За полтора года странствий по Европе царь не написал Евдокии ни одного письма. Зато приближенным своим приказывал уговорить царицу постричься в монахини.[16]

      Пойти в монастырь – все равно, что в могилу. Евдокия на это не согласилась.

      Вернувшись в Москву, Петр повернул дело круто. Евдокию отправили в Суздальский монастырь и постригли под именем инокини Елены.

      Царевича Алексея, оторванного от матери, переселили из Преображенского в Новый Потешный дворец и отдали под присмотр тетки, царевны Натальи Алексеевны. К мальчику приставили дядьку-сержанта, и тот занимался с ним ружейными приемами. Воспитатели учили царевича иностранным языкам, математике, географии, истории.

      А противники новшеств Петра шептались по углам:

      – Зачем еретические науки помазаннику божию? Царствовали русские государи и без них.

      И Алексей, подстрекаемый боярами, становится замкнутым: он упорно стискивает зубы и все ниже опускает голову при встречах с отцом. А у Петра опять не находилось времени заняться сыном…

      За полтора года жизни за границей Петр отвык видеть вокруг себя людей в длиннейших шубах с рукавами до полу, в высоких меховых шапках, с бородами до пояса. То ли дело легкая и удобная немецкая одежда! Надень ее на себя, и всякое дело будет спориться! Так, по крайней мере, казалось пылкому, нетерпеливому

15

Псалтырь и часослов – церковные книги.

16

Уходя в монастырь, человек лишался прежнего имени, собственности, расторгались семейные узы, и оставшийся «в миру» супруг имел право вступить в новый брак.