Жизнь во сне по отрывному календарю. Елена Клепикова

и Эрик стояли у дерева, на своем последнем рубеже.

      Слёзы будут потом.

      Муки творчества

      (Сон третий: «Марта и «Сирень»)

      Марта торопливо стучала по клавиатуре. Пальцы не успевали за мыслями – хотелось красиво завершить особо изящный период. Конференция через два дня – доклад вытанцовывался занятный. Не бесспорный, но вполне доказательный. «Красота, – подумала Марта. – Ай, да я! Ай, да чья-то там дочь! А вот мы сейчас цитатку из Кони». Хлопнула дверь. У стола материализовалась плотная фигура коллеги. Коллега преследовала Марту почти год. С завидной регулярностью заходила в кабинет и рассказывала, как любит свою подругу, как подруга любит сирень. Что у подруги в ноябре день рождения и хотелось бы подарить ей картину с сиренью. Иногда она заскакивала с вопросом:

      – А что висит с сиренью в Третьяковской галерее?

      – Работы Герасимова и Кончаловского.

      Коллега убегала. На следующий день появлялась снова и с ехидцей замечала:

      – А вот и нет! В Русском музее висит «Сирень» Коро!

      – Да. В Русском – Коро, а в Третьяковке – Герасимов и Кончаловский.

      – Моя подруга очень любит «Сирень» Коро.

      – Софочка, у Вашей подруги хороший вкус.

      – Мартиша, ну когда вы нарисуете мне картинку?

      Марте хотелось послать её на… Арбат. Там этих «Сиреней» завались.

      Самое страшное, что Марта знала эту подругу. Работали вместе – тоже коллега. Её уже полгода не было на работе – долгое трудное лечение. Рак. «Кама волевая женщина, борется, не унывает, а я не могу помочь ей такой мелочью – „Сирень“ Коро. Копия», – переживала Марта.

      Год она не прикасалась к холсту. Кисти сиротливо стояли в горшочке на подоконнике – мёрзли даже летом. Пробовала делать карандашные наброски. Вместо букетов и веточек на одном листе получились сапёры. Лежат на песке, отдыхают под палящим солнцем, а за ними уходящая к горам пустыня, размеченная треугольными флажками с буквой «М». На втором: по острию косо подвешенного на волоске клинка шёл вверх босой ангел. Третий лист остался незавершённым – всё равно цветы не получились. Из этого вышли бы вполне недурственные монотипии, но Марта не могла взять кисть. Руки пусты и безучастны.

      Вместо «Сирени» Марта предложила Софе другую работу. Ту, что висела в кабинете напротив рабочего стола. На холсте змеилась узкая улица старой Риги, очень светлая, с прозрачными косыми тенями, из-за домов вырывался ввысь шпиль собора, оранжево-золотой в лучах начинающегося заката, а над городом совершенно безумное, полное жизни, лазурное «испанское» небо.

      – Ну что вы, Марта, в Прибалтике так не бывает, вот сирень…

      «Сирень» Коро. Копия.

      Чёрный альпинист

      (Сон четвёртый: «Марта и горы»)

      Марта ступала след в след – тропа ещё не была пробита, слежавшийся глубокий снег проминался неохотно. Группа из трёх человек ушла далеко вперёд, оставив Марту одну. За неё не волновались, пусть идёт, как идёт – маршрут знакомый, опасности нет, к стоянке догонит. Шумный Чимбулак с забитыми