Кошка дождя. Алла Лескова

помечена, занесена и вовлечена.

      Диеты есть разные. Одна лучше другой.

      Просто не ешь.

      Ешь, но не просто.

      Не ешь.

      Ешь что хочешь, все равно похудеешь.

      Не ешь после шести. Считай калории.

      Калории считать не надо, надо просто есть, но только жиры. Только. А углеводы и белки не надо.

      Диета Пугачевой и Милявской.

      И даже диета Валерии.

      Валерии! Диета!

      И все во имя чего?

      Во имя того, чтобы сбросить свои сто кг и с ужасом обнаружить, что ничего – ничего! – в твоей жизни не изменилось. Ничего. Ничегошеньки просто.

      Счастья не меньше.

      Горя не больше.

      Любят не меньше.

      Завидуют больше, потому что еще и худая.

      Во имя чего тогда?

      Чтобы сесть легко и воздушно в кресло, подпереть опавшую в пять раз щеку, закинуть похудевшие ноги одна на другую, как в «Основном инстинкте», и заплакать.

      Горькими и светлыми, как и раньше, слезами.

      Очищенными, правда, от шлаков.

      Ничего не понимаю

      Я слышу польскую речь – и каждый раз реагирую. Всем существом.

      Потому что мои предки польские евреи.

      Я слышу украинскую речь – и слышу музыку.

      Могу долго слушать.

      Потому что мама из Николаева, а папа из Запорожья.

      Они учились в украинской школе и в их речи до сих пор украинизмы.

      Я слышу узбекскую или таджикскую речь – и становлюсь ребенком, потому что там я родилась и выросла.

      Я слышу иврит – и со мной происходит что-то невероятное. Потому что много веков назад у моих праотцов все было по-настоящему и навсегда.

      А русский просто мой родной язык и самое большое удовольствие.

      И я себя спрашиваю – о какой независимости друг от друга мы все говорим?

      Мы связаны веками, историей, слезами, радостью и кровью крепче любых деклараций о любых зависимостях, независимостях и созависимостях.

      А в остальном я ничего не понимаю.

      Снаряды и сердца

      В нашем городе дождь.

      Я люблю дождь.

      Больше, чем солнце.

      Но дождь можно любить, когда солнечно в душе.

      А когда нет – затяжной дождь вытягивает остатки души и не оставляет надежды.

      Но у нас всего лишь идет дождь, подумаешь…

      А тоже у нас, только все называют это место, где война, по-другому, просто ад.

      Так что пусть идет дождь и днем и ночью.

      Пусть вытягивает душу.

      Остатки ее пусть рвутся.

      Только пусть не рвутся больше снаряды и людские сердца.

      Скорбные лица счастливых

      Есть люди, которые рождаются со скорбным лицом и одновременно с как бы брезгливым…

      Они скорбно и брезгливо проходят по родовым путям, скорбно и горестно сидят на горшке в яслях, скорбно отдаются и наслаждаются… И вообще – с отвращением читают жизнь свою. И с завистью – чужую…

      А пока раздаются