Бешенство подонка. Ефим Гальперин

завалили девку трое. Во главе с этим мордатым. Ну, я…

      Потом они с Терещенко вдвоем стоят у окна. Курят.

      – …Влепил пощечину командиру полка, – рассказывает Радашев. – Так же не воюют! И пресмыкаться перед солдатами негоже. Скотина! Слава Богу, меня не арестовали. Просто приняли отставку. Направляюсь в Петроград.

      – Согласны служить у меня?

      – А вы кто?

      – Министр иностранных дел Временного правительства.

      – Непонятно. Знаете, у меня в роте обычно занятия с солдатами проводил фельдфебель Гуляйветер. Вот поднимет солдата и хрипло так «Отвечай, кто у нас внутренний «враХ»? А тот выкатит глаза и рявкает без запинки «Жиды и скубенты». Я всегда на это смотрел как на анекдот. А вот теперь… Так что большое спасибо за участие в моей судьбе, но ваше приглашение я не принимаю. В Петрограде сейчас бывший соученик по юнкерскому училищу. Полковник Врангель. Он клич бросил. Вот с ним буду. Позвольте идти спать. Устал смертельно.

      Петроград. Витебский вокзал. Утро.

      С Финского залива дует резкий, сырой ветер, и улицы затянуты мокрым туманом. Моросит дождь. Послы шумно высаживаются из вагона.

      – Подвезти? – спрашивает Терещенко Радашева.

      – Буду признателен. На Фонтанку.

      Петроград. Улицы. Утро.

      «Роллс-Ройс» останавливается. Радашев выходит. Выходит и Терещенко. Смотрят друг другу в глаза.

      – Дождик, – улыбается Радашев.

      – Дождик, – улыбается в ответ Терещенко.

      Радашев жмет ему руку, поправляет котомку за спиной, поворачивается и уходит.

      КОММЕНТАРИЙ:

      Штабс-капитан Радашев Василий Александрович. В 1920 году после захвата Крыма большевиками вместе с сотнями других офицеров окажется на одной из барж, которые по приказу Ленина будут затоплены вместе с людьми.

      А вокруг шумит Невский. Очереди за хлебом, бегают мальчишки-газетчики и назойливо кричат:

      – Газета «Правда»! «Солдатская Правда»! «Серая Правда»! «Рабочая Правда»!

      Петроград. Николаевский вокзал.

      Сортировочная. Пакгаузы. Утро.

      Туман. Дождь. Подъезжает Терещенко на своем «Роллс-Ройсе». Его проводят по огромному совершенно пустому гулкому складу. Потом маленькая лестничка вниз в подвал. И взгляду открываются уходящие вдаль горы мешков с мукой.

      На одном из них сидит усталый Рутенберг. Рядом с ним ротмистр Маслов-Лисичкин.

      – Извините, Петр Моисеевич, в Управе сказали, что вы здесь.

      – Рад вас видеть, Михаил Иванович. Присаживайтесь.

      Ротмистр уступает место Терещенко на мешке с мукой, уходит к своей следственной команде.

      – В течение месяца… – говорит Рутенберг, – шли панические рапорты от управляющего складов «Задержки эшелонов по вине железной дороги! Хлеб не прибывает! Пакгаузы пусты». А тут, оказывается… – показывает на горы мешков с мукой. – Да, здесь на десять дней кормить весь город. И таких дыр, куда проваливается поставляемое продовольствие, масса.

      – А что теперь говорит управляющий?

      Рутенберг