Беларусь. Памятное лето 1944 года (сборник). Коллектив авторов

ряд материалов, предоставив читателю исчерпывающий анализ ситуации [10; 11; 21; 29]. Хочется еще раз напомнить, что за совершение подобного рода деяний в партизанских формированиях судили так же сурово, как за шпионаж и предательство [29; 36].

      Даже те современные историки-профессионалы, которые резко негативно относятся к советской власти, отмечают, что объем репрессивных акций, которые устраивали советские партизаны в годы оккупации, был значительно меньше размаха тех «операций», в которых участвовали полицейские в 1941–1944 гг. Речь идет, прежде всего, о соучастии в Холокосте и геноциде цыган, выявлении и казнях нелояльных немцам мирных жителей, арестах и расстрелах заложников, сожжении «партизанских» деревень вместе с населением или без него. Упомянем здесь и содействие в наборе и депортации остарбайтеров [5; 6; 16]. Понятно, что далеко не все коллаборационисты «отметились» в указанных актах, поэтому грести всех под одну гребенку было бы грубой методологической ошибкой. Точно так же нельзя говорить о замешанности поголовно всех партизан в коммунистическом терроре на территории, оккупированной немцами. В целом отношение населения к бывшим партизанам более положительное, чем к бывшим полицаям, хотя и тех и других крестьяне считали вполне своими.

      Тот же А. Гогун отмечает, что в жестокости и размахе террора против мирного населения советские партизаны уступали националистам. Советские партизаны применяли классовый террор. Они могли пожалеть даже полицая, если он был крестьянином-бедняком, а зажиточных хозяев грабили. Бандеровцы, действовавшие на юге Беларуси, оценивали людей не только по шкале политической активности, но и по происхождению – могли убить еврея или русского. Действия АК также приводили к жертвам среди населения. Такая ситуация объясняется тем фактом, что бандеровцы и АК, в отличие от советских сталинских формирований, были формированиями националистическими [17, с. 344–345, 484].

      Основой советской партизанской историографии являлись три кита: показ руководящей роли Компартии, участия народа и эффективность боевых действий. Эффективность действий войск в своем тылу противник признал еще в военные годы. Причем, кроме военного эффекта, отмечалась и победа партизан в по л итико-психологической войне. Именно в связи с реально ощутимой партизанской угрозой немцы в Беларуси чаще, чем в Украине, проводили антипартизанские операции и связанные с ними репрессии против гражданского населения [8, с. 66–85; 31, 32]. Современные зарубежные историки признают партизанское движение в Беларуси вершиной антигитлеровского сопротивления в Европе [27]. Отечественные публицисты с таким подходом не согласны. Множественные споры вызывают величина и характер ущерба, нанесенного советскими партизанами войскам Вермахта на белорусской территории. А. Тарас постоянно говорит о проведенных С. Захаревичем перепроверках боевой деятельности партизан. Каким образом проводились эти проверки, нигде не упоминается: то ли документы изучает, то ли граждан, переживших войну детьми,