Проигравший выбирает смерть. Сергей Бакшеев

попытался миролюбиво улыбнуться. Не помогло. Судя по выражению лица проводника, зубная боль у него только усилилась.

      За спиной проводника активно зашевелился седой попутчик:

      – Слушай сюда, Гриша, мать твою! – Он дернул проводника за синий форменный китель и величаво задекламировал: – Красная площадь лежит предо мной, я патриот, я горжусь страной! Здесь величайший лежит человек, он изменил целый Мир на век. Сзади за ним вырастает стена. Что, от кого закрывает она? Подлая кучка за этой стеной грабит, владеет огромной страной. Встань, смелый Вождь, пробудись ото сна! Снова России свобода нужна!

      – Молодец, Есенин! – поднял голову Ныш и пьяно стукнул по столу. – Так им!

      Проводник тупо хлопал глазами. Высунулась любопытная женщина, но, дослушав до конца, испуганно спряталась за перегородку. Нина оторвала взор от темного окна и удивленно смотрела на человека, которого назвали Есениным.

      Состав визгливо затормозил. Оставшиеся тетки с баулами, дружно толкаясь, покинули вагон. Новых пассажиров не было. Местные жители по ночам почтово-багажным не пользовались.

      – Ныш! Дуй за шампанским, – седой поэт ткнул попутчика-азиата и подмигнул Нине: – Бабе веселое вино надо подать, с пузырьками!

      Заколов кинул тревожный взгляд вдоль темного вагона. Кроме Нины, представителей женского пола в поезде не осталось. Вот глупая! И зачем она вызывающую юбчонку в дорогу напялила? Не пересесть ли в другое место?

      Ныш резво встал, опрокинув ногой пустую бутылку под скамьей. На лице заиграла похабная гримаса, сальный взгляд облизывал Нину:

      – У-у, Ромашка! – Он обернулся к Есенину: – Давай деньги. В момент шипучку принесу.

      Есенин сунул руки в карманы. Рылся долго, досадливо морщился. Потом лицо исказилось:

      – Где бабки? Где бабки, я тебя спрашиваю?

      – Не знаю, Есенин. У тебя же были. Я пустой.

      – Все выжрал! День не прошел, все выжрал!

      – Есенин, мы же вместе бухали.

      – Ты мне еще перечить будешь?! Ну-ка, тяни сапог! – Есенин выставил в проход ногу. – Там заначка.

      Каныш шлепнулся на колени и обеими руками дернул пыльный сапог.

      – Давай! Тяни, тяни. – Есенин упирался руками. Каныш дернул в очередной раз и рухнул вместе с сапогом. К запаху разлитого вина и табака добавился жестокий аромат немытых ног. – Где деньги? Ищи деньги!

      Каныш заелозил руками по темному полу.

      – Нету.

      – Ищи! В портянке посмотри!

      – Нету.

      – Тяни другой сапог!

      Каныш дернул.

      – И здесь пусто.

      – Проверь!

      – Пусто, гадом буду!

      – Украли, суки! – взревел Есенин. – Украли! Кто?!

      Каныш и Есенин одновременно посмотрели на Заколова. Проводник, до этого стоявший рядом, осторожно попятился.

      – Он, не иначе! – Ныш ткнул пальцем в Заколова. – Пока он не пришел – деньги были!

      – Убью крысу! – рявкнул Есенин.

      – Дядя, я ни при чем. Сидите спокойно, – Тихон пытался говорить