Лихтенвальд из Сан-Репы. Роман. Том 2. Алексей Козлов

считали не очень благонадёжным и вызывали в полицию, во как! Слуга бога практиковался в написании доносов – есть ли в мире дело более угодное богу? Как вы полагаете? А некоторые ваши граждане после этого ещё и удивляются, как же это революция-то случилась— приключилась в Великой Сан Репе. Ничего удивительного я в этом не вижу, удивительнее было бы, если бы её не было! – строго и наставительно сказал опрашиваемый и снова нагло уставился на посетителя.

      – Что вы городите? – взвизгнул, не выдержав, мытарь, – Если вы были в здравом уме в 1905 году, то сколько вам лет сейчас, в 2027 году?

      Соискатель похолодел. Ему вспомнились рассказы дедушки о тридцатых годах, и холодные антарктические чувства затопили его сердце.

      А сам подумал: «Сумасшедший маньяк! Поляк какой-то! У него и выговор не здешний! Механический какой-то! Во дела! Такой и броситься может! Что делать? Что делать?».

      – Мне – одна тысяча девятьсот шестьдесят девять лет! Продолжил Нерон, – Я из семьи долгожителей. Моей матушке, которую я утопил на специальной триере, сделанной величайшими мастерами корабельного искусства, перед смертью никто бы не дал сорока восьми лет – она выглядела как старуха! Спала до полудня, спортом не занималась – и вот результат! Она и подумать не могла, что это я устроил ей катастрофу. Когда посудина по моей команде пошла на дно, она не сдалась, молодчина, умудрилась проплыть полкилометра в бурном море, хотя ни черта не умела плавать, совершила настоящий подвиг – выбралась-таки на скалистый берег и даже прибежала ко мне в одних подштаниках жаловаться на своих обидчиков, полагая, что я им отмщу. Правильно сделала! Я аплодировал её великолепному плаванию! А её обидчикам я тоже отмстил! Пришлось её прирезать фруктовым ножичком! Распятия вдоль всего берега Калабрии создавали изумительный вид, я помню своё волнение, свой трепет при виде этой картины! Я ходил по берегу и пел под этими распятиями. Как соловей! Я, если вам угодно, был неплохим певцом, и даже срывал по молодости овации. Мой триумф в Греции только потому не стал классикой, и его не проходят в учебниках для средней школы, что тогда не было кино и телевидения! Вот и всё! Хотите, спою!

      – Не надо! Спасибо! – ответил писарь, передёргиваясь и рассуждая сам с собой: «Он ещё и убийца к тому же. Мать утопил, громодзянин!».

      – Хорошо! Я вижу, молодой человек, вам кабан на ухо наступил и с тех пор… Да, сегодня меня что-то тянет на трогательные домашние воспоминания, это не к добру я полагаю, не к добру! Вообще раньше люди были много более чуткими к высоким искусствам. Когда я имел изумительную беседу с Данте Альгуэри, дай бог памяти, в году…

      Переписчик откинулся на спинку кресла, выпучил глаза и вспотел.

      «Семейка сумасшедших сексуальных маньяков. Тчк. Так и Чикатило работал. Тчк. Утром съест крутое яйцо и в бухгалтерию спешит, вечером девиц препарирует заживо! Тчк. О господи! Тчк. В другой комнате сидит ещё один. Тчк. Шпага в руках, а на голове