Гончая Бера. Игорь Свиньин

Матери и большого совета на поле было особенно людно. С детьми Пернатого смешались северные охотники в кожаных куртках с блестящими подвесками в черных волосах, рыболовы с дальних островов в плащах из пятнистых шкур морского зверя, жители южных побережий в ярких тканых одеждах и цветных платках, кочевые скотоводы степей в отороченных мехом шапках. В глазах рябило от причудливых украшений и оберегов, незнакомого оружия.

      Юноши, ошарашенные этой пестротой, то и дело задерживались у очередной палатки, рассматривая товары и украдкой их владельца, пораженные невероятной раскраской кожи, прической или странными чертами лиц.

      Завсегдатаи поля, напротив, не проявляли к троице интереса. Окинув их быстрым взглядом, хозяева палаток понимали – от этих молодых зевак не стоит ждать серьезного торга, и вновь смотрели в толпу, ожидая настоящего меновщика.

      Неожиданно Зоул ощутил укол холодного чужого взора и обернулся, на мгновение встретившись глазами с черноволосым чужаком у соседнего шалаша. Юношу словно с размаху хлестнули по лицу, столь тяжел и враждебен был этот взгляд. Так расчетливый хищник оценивает силу жертвы, уже предвкушая вкус ее крови на языке. Так, не мигая смотрит змея, пригвождая к земле кролика. Так прищуривается охотник, натянув тетиву, поймав острием стрелы влажный глаз косули.

      «Черный, – мысль сверкнула обжигающей молнией, – черный с трех вершин!».

      Человек отвел взгляд и Зоул понял, что ошибся. Но поспешность, с которой незнакомец это сделал, насторожила еще больше. Он не хотел, чтобы его интерес заметили.

      Зимер и Савин продолжали беспечно глазеть по сторонам, медленно пробираясь к племенной палатке, а их товарищ, отсчитав десяток шагов, осторожно оглянулся и вновь заметил рядом черноволосого. Тот склонился над чем-то, разложенным на земле. Но, обернувшись в третий раз, Зоул не нашел незнакомца, как ни вглядывался в окрестную толпу.

      Спутники стояли у шеста. Над ними шуршали на ветру бурыми перьями распахнутые крылья кайры. Перед ними вырастали из земли кряжистые столбы с развилками наверху, похожими на птичьи лапы. На них покоились толстые переклады, придавленные бревенчатым накатом, застеленным корой и дерном. Землянка врезалась в зеленый склон, усыпанный крупой мелких голубых цветов. Низкий вход завешен толстой лосиной шкурой. На коротком чурбачке, привалившись спиной к столбу, сидел седой, как лунь, длиннобородый старик, сжимая в руке отполированную до блеска палку – костыль. Только острый наметанный глаз мог заметить вправленные в древесину золотые нити и костяные пластинки, чтобы понять, что это не просто палка.

      Перед землянкой на широких полосах лыка лежало то, что Зоул не раз сам ловил и добывал вместе с другими соплеменниками – раковины и сушеная рыба, панцири черепах, ягоды и коренья. На козлах висели шкуры косуль, росомах и птиц. Но самое ценное – несравненная голубая краска в маленьких ракушках, которую женщины племени готовили