Нашествие монголов (трилогия). Василий Ян

образом будет убегать от нас все дальше на запад, сколько времени гнаться за ним и удаляться от твоей золотой юрты?

      – Тогда вы будете гнаться за ним до конца вселенной, пока не увидите Последнего моря.

      Субудай-багатур, изогнутый и кривобокий, с кряхтеньем поднял голову и прохрипел:

      – А если шах Мухаммед обратится в рыбу и скроется в морской бездне?

      Чингисхан почесал переносицу и перевел недоверчивый взгляд на Субудая.

      – Сумейте схватить его раньше! Разрешаем отправиться.

      Оба полководца поднялись с колен и попятились к выходу.

      В тот же день с двадцатью тысячами монгольских и татарских всадников они помчались на запад.

      Глава вторая

      Донесение «величайшему»

      Выполняя повеление Чингисхана, его полководцы Джебэ-нойон и Субудай-багатур с двумя туменами всадников два года рыскали по долинам и горным дебрям северного Ирана, разыскивая следы бежавшего владыки Хорезма, шаха Мухаммеда. Ничего они найти не могли. А народная молва им сказала, что хорезм-шах, бросивший свою родину и затем покинутый всеми, умер на одиноком островке Абескунского моря.

      Тогда Джебэ и Субудай призвали монгола, умевшего петь старинные песни про битвы богатырей, и медленно пропели ему свое донесение «единственному и величайшему». Они заставили монгола повторить их слова девятью девять раз,[132] и затем послали его к Чингисхану в его стоянку в равнине близ города Несефа[133] богатой зелеными лугами и чистыми водами. Так как проезд по дорогам был еще опасен из-за нападений и грабежей голодных шаек беглецов, покинувших сожженные монголами города, то для охраны гонца было выделено триста надежных нукеров.

      Гонец всю дорогу распевал старые песни про монгольские голубые степи, про лесные горы, про девушек Керулена, похожих на алое пламя костров, но ни разу не пропел донесения пославших его багатуров. Прибыв в стоянку великого кагана, пройдя через восемь застав телохранителей-тургаудов и очищенный дымом священных костров, гонец подошел к желтому шатру и остановился перед золотой дверью. По сторонам входа стояли два необычайной красоты коня: один молочно-белый, другой – саврасый, оба привязанные белыми волосяными веревками к литым золотым приколам.

      Изумленный такой роскошью, гонец-монгол упал ничком на землю и лежал до тех пор, пока два силача-тургауда не подняли его под руки и не втащили в юрту, бросив на ковер перед Чингисханом. Монгольский владыка сидел, подобрав под себя ноги, на широком троне, покрытом золотом.

      С закрытыми глазами, стоя на коленях, гонец пропел выученное донесение, заливаясь высоким голосом, как он привык петь монгольские былинные песни:

      Донесение величайшему от его старательных нукеров,

      Субудай-багатура и Джебэ-нойона.

      Сын бесхвостой лисы, Мухаммед хорезм-шах,

      Кончил жизнь в шалаше прокаженного,

      А змееныш его, непокорный Джелаль,

      Ускользнул

132

Монгольские вожди, не знавшие письменности, чтобы послать важное донесение, и боясь, что гонец его исказит, составляли его в виде песни, которую гонец заучивал наизусть. Число девять у монголов считалось священным.

133

Несеф – теперь город Карши к югу от Бухары.