Нашествие монголов (трилогия). Василий Ян

лихого,

            Станут близки дальние просторы,

      Если поразить врага лихого,

            Прекратятся войны и раздоры.

      Монголы опять повторили припев, и старый монгол запел:

      Знает всяк, кто видел Чингисхана,

            В мире нет богатыря чудесней,

      Воздадим же славу Чингисхану

            И дарами нашими и песней!

      – Воздадим же славу Чингисхану! – воскликнули монголы. – И сегодня будем веселиться! – поддержала толпа. Все засвистали, загукали и захлопали в ладоши.

      В середину круга пробрались плясуны и вытянулись в два ряда, лицом к лицу. Под пение монголов и удары бубнов они стали плясать на месте, подражая ухваткам медведей, переваливаясь, притопывая и ловко стукая друг друга подошвами. Разом выхватив мечи, они принялись высоко прыгать, размахивая оружием, сверкая сталью клинков в красном зареве пылающих костров.

      Чингисхан, собрав в широкую пятерню рыжую жесткую бороду, сидел неподвижный и безмолвный, с горящими, как угли, немигающими глазами.

      Пляски и крики оборвались… Новый певец начал мрачную и торжественную песню, любимую песню Чингисхана.

      Вспомним,

            Вспомним степи монгольские,

      Голубой Керулен,

            Золотой Онон!

      Трижды тридцать

            Монгольским войском

      Втоптано в пыль

            Непокорных племен.

      Мы бросим народам

            Грозу и пламя,

      Несущие смерть

            Чингисхана сыны.

      Пески сорока

            Пустынь за нами

      Кровью убитых

            Обагрены.

      «Рубите, рубите

            Молодых и старых!

      Взвился над вселенной

            Монгольский аркан!»

      Повелел, повелел

            Так в искрах пожара

      Краснобородый бич неба

            Батыр Чингисхан.

      Он сказал: «В ваши рты

            Положу я сахар!

      Заверну животы

            Вам в шелка и парчу!

      Всё – мое! Всё – мое!

            Я не ведаю страха!

      Я весь мир

            К седлу моему прикручу!»

      Вперед, вперед,

            Крепконогие кони!

      Вашу тень

            Обгоняет народов страх…

      Мы не сдержим, не сдержим

            Буйной погони,

      Пока распаленных

            Коней не омоем

      В последних

            Последнего моря волнах…[105]

      Слушая любимую песню, Чингисхан раскачивался и подпевал низким хриплым голосом. Из его глаз текли крупные слезы и скатывались по жесткой рыжей бороде. Он вытер лицо полой собольей шубы и бросил в сторону певца золотой динар. Тот ловко его поймал и упал ничком, целуя землю. Чингисхан сказал:

      – После песни о далеком Керулене мою печень грызет печаль… Я хочу порадоваться! Ойе, Махмуд-Ялвач! Прикажи, чтобы эти девицы спели мне приятные песни и меня развеселили!

      – Я знаю, какие песни ты, государь, любишь, и сейчас объясню это

105

Стихотворная обработка песни А. Шапиро.