Память льда. Том 2. Стивен Эриксон

пронзительно вскрикнула и убежала.

      Глава шестнадцатая

      Первому Чаду Мёртвого Семени

      снится предсмертный вздох отца

      и слышится вечным повтором

      запертый в лёгких вопль…

      Посмеешь ли его глазами

      Увидеть мир хоть на миг?

      Первому Чаду Мёртвого Семени

      вести легион печали

      по костлявой дороге голода,

      где мать поёт и танцует…

      Посмеешь ли следом за ним

      прийти и взять её за руку?

      Первому Чаду Мёртвого Семени

      носить разнородный доспех,

      что укроет его от мига рожденья

      годами жестокой учёбы…

      Не смей судить его строго,

      если не влез в его шкуру.

К’аласс.Сильба разбитого сердца

      Тенескаури неудержимым потоком обрушились на стены города. Обезумевшая от голода толпа накатилась и хлынула в Капастан.

      Баррикады у ворот прогнулись под бешеным давлением, затем рухнули.

      Город затопили враги.

      В четырёх сотнях шагов от цитадели Кованый щит развернул забрызганного кровью скакуна. Люди протягивали к нему руки, хватались за броню на ногах коня. С холодной яростью жеребец раз за разом бил копытом, круша кости, сминая рёбра, проламывая головы.

      Когда враги отрезали их от цитадели, три «гривы» из «Серых мечей» окружили Итковиана на вершине пологого холма, усыпанного глиняными столбами капанского кладбища. Бо́льшая часть этих вертикальных гробов уже была повалена и разбита так, что истлевшие останки в саванах рассыпались по склону, смешиваясь друг с другом в посмертии.

      Итковиан смотрел на врата цитадели, груда тел перед ними была уже настолько высока, что можно было карабкаться вверх. Именно это и делали десятки тенескаури, взбираясь по трупам к капонирам, где их ждали зазубренные наконечники длинномерных пик. Крестьяне даже не пытались защищаться – пики кололи и ранили, несли смерть, взметая фонтаны крови и вырывая ошмётки плоти.

      Кованый щит никогда не видел подобного кошмара. Все прошедшие битвы, все ужасы войны, всё то, что вынужден видеть солдат, меркло по сравнению с этим зрелищем.

      Когда крестьяне падали и скатывались по склону из трупов, женщины запрыгивали на мужчин, пригвождая их к земле, разрывали одежду, расставляли ноги и, среди крови, криков и смерти, насиловали.

      Чуть в стороне от убитых и умирающих люди пожирали себе подобных.

      Два разных кошмара. Кованый щит не мог решить, что его потрясло больше. Кровь ледяным потоком струилась в жилах, и он понял со страхом, переходящим в панику, что настоящий штурм только начинается.

      Ещё одна волна подкатилась к злополучным «Серым мечам» на кладбище. Широкие проспекты и улицы со всех сторон заполонили сплочённые бешенством тенескаури. Все взгляды были прикованы к командиру и его солдатам. Люди тянули к ним руки и, несмотря на расстояние, жадно загребали воздух.

      Солдаты сомкнули щиты, перегруппировались, потрёпанным квадратом выстроились вокруг Итковиана. Кованый щит знал, что строй сомнут, как это было