Юный служитель. Джеймс Мэтью Барри

Дети ускользали от него, когда тот дичился, но в иные времена все тянулись к нему, в то время как меня просто игнорировали. От него всегда пахло морем. Походка его становилась шаткой только если тот не был пьян, а пьяным тот ходил очень ровно, и перед людьми обоего пола хвастался, что любая женщина полюбила бы его за одну только бороду. За своей бородой он ухаживал чрезвычайно бережно, хотя в остальном мало задумывался о своей внешности, теперь нахожу, что в женщинах Адам разбирался лучше меня, размышлявшего о них всё же намного больше. Нельзя назвать его тщеславным, хотя тот и думал, что привлекает женщин, как ни странно, я утверждаю, что это общая слабость всех мужчин, и потому удивляет не больше, чем кол в заборе. Чужеземные ругательства в его устах превратились в гвозди, скрепляющие речь, но не сомневаюсь, что тот понабрался их в море из любопытства, собирая как коллекцию раковин больше для собственного удовольствия, нежели с целью задеть кого-то. Его друзья не придавали этому никакого значения, тем более, что в серьёзных беседах он держал такие словечки при себе, хотя те и создавали ему столько же хлопот, сколько яйца из птичьих гнёзд мальчишке, вынужденному говорить с набитым ими ртом.

      Адам утонул на четвёртый день рождения Гэвина, а год спустя мне пришлось покинуть Харви. Моряка сбило с ног в бурю, а он так и не дотянулся до верёвки, брошенной ему напарником.

      – Ничего не выйдет, парень! – крикнул он, – Живи долго, Джим, – и утонул.

      Через месяц Маргарет продала свою долю в компании, что Адам оставил ей, как и мебель из дома и отправилась следом. Мать отвезла Гэвина в Глазго, где её единственному брату была нужна хозяйка, и там мать с сыном оставались до тех пор, пока Гэвина не вызвали в Трамс. В течение этих семнадцати лет я совсем ничего о них не знал, как и Маргарет обо мне. Услышав о смерти Адама, я вернулся в Харви и попытаться разузнать о ней, но та в испуге никому не сообщила, куда направляется.

      Гениальность Гэвина, по словам Маргарет, проявлялась сама собой, когда тот был ещё ребёнком. Благородное чело сына поразило мать с самого его рождения. Это было чело священника, и, хотя сама Маргарет оставалась неграмотной, читая так же медленно, как быстро переворачивала шотландские лепёшки банноки на сковороде, и потому решила ещё когда возраст её сына исчислялся лишь месяцами, что священству он просто необходим. В те времена первым вопросом, что задавался ребёнку был не «Как тебя зовут?», а «Кем ты хочешь стать?», и в каждой семье находился ребёнок, ответивший: «Священником!», и его отдавали в церковь так же твёрдо, как шиллинг в неделю за аренду, причём правило соблюдалось даже если мальчик был единственным в семье. Поначалу Гэвин думал, что создан для священства так же, как лопата для копания, чему Маргарет несказанно радовалась и удивлялась, хотя сама же и составила этот паззл. Восторженная мать способна склонить разум сына к собственному решению, принятому однажды, ан нет, бывает и нечто более странное совершит. Я знал