Я любил один. Фрида Лихтер

мать смотрела на него с усталой грустью, а отец с разочарованием, и он понял, что в их глазах уже проиграл.

      Но он не хотел проигрывать.

      Сборы были быстрыми и напряжёнными. Паспорта, документы, билеты – всё проверено по десять раз. Чемодан стоял у двери, тяжёлый не столько от вещей, сколько от мыслей.

      Он знал, что родители не поддержат его. Но ведь они не могут запретить, верно?

      Пальцы дрожали, когда он глушил телефон, отключая все звонки. Ещё вчера они звучали мягко, сегодня – резко, а к вечеру – угрожающе холодно.

      Он не мог их слышать. Не мог снова объяснять. Не мог оправдываться за свою мечту.

      Он открыл дверь и вышел.

      Холодный воздух ночи резанул кожу, но вместо страха он почувствовал облегчение.

      Запах кофе и ванили заполнял терминал. Люди вокруг спешили, смеясь и переговариваясь, но для Милона они были тенью на фоне, частью шумного, но далёкого мира.

      Он ловил обрывки разговоров – то детский смех, то чей-то сердитый голос, то крики диспетчера. Всё это смешивалось в единый гул, который бил в виски, заставляя сердце стучать сильнее.

      Его рейс высветился на табло.

      Он нервно сжал ремень рюкзака, ощущая, как внутри всё сжимается. Это был момент, от которого зависело всё.

      А если родители сейчас здесь? Если они найдут его?

      Мысль вонзилась, как лезвие. Он невольно оглянулся, ожидая увидеть знакомые лица. Но никого.

      Пусто.

      И почему-то это было даже страшнее.

      Он глубоко вдохнул, выпрямился и шагнул вперёд.

      Навстречу другому миру.

      Ветер встретил его первым – холодный, колючий, пробирающийся под одежду. Следом за ним пришёл дождь. Мелкий, тягучий, оседающий на коже, будто напоминание, что он больше не дома.

      Шасси ударилось о мокрый асфальт, и самолёт задрожал, будто разделяя его волнение. На стекле тут же рассыпались капли дождя – не унылые, а живые, переливающиеся в свете аэропортовых огней. Всё вокруг словно дышало движением: мокрые дорожки рулёжных полос, жёлтые табло с пульсирующими немецкими буквами, яркие неоновые вывески, говорящие: “Willkommen.”

      Германия.

      В висках гулко стучит кровь. Он сделал это. Он здесь.

      Где-то за окнами, среди светящихся вывесок и дождливых улиц, существует мир Баха, этот воздух полон музыки, что меняла судьбы. Здесь улицы, по которым они когда-то шли, здесь голоса звучат так, как он слышал в песнях.

      Милон вжимается в кресло, ладони горят. Мир не такой, как он представлял – он лучше. Настоящий.

      Самолёт замер. Пристегнутые ремни щёлкают, люди встают, а он остаётся сидеть, позволяя этой реальности пропитаться в кожу.

      Он больше не мечтает. Он живёт.

      Милон поднял капюшон, но толку было мало – ветер сорвал его и швырнул капли прямо в лицо. Он поёжился, сжал зубы и шагнул дальше.

      Аэропорт остался позади. Теперь перед ним был совсем другой мир.

      Такси довезло его до небольшого отеля ближе к центру. Машина мягко затормозила у входа, а Милон замешкался, глядя в окно.

      Здесь теперь его дом?

      Он заплатил водителю, достал чемодан и вошёл внутрь.

      В коридоре пахло дешёвыми освежителями, а ковровое покрытие было тёмно-синим, с вытертыми узорами. Типичный дешёвый отель – не место мечты, но пока что единственное, что он мог себе позволить.

      Номер был маленьким, но тёплым. Простая кровать, рабочий стол, тусклая лампа. Всё казалось временным.

      Он бросил вещи, сел на край кровати и провёл руками по лицу.

      Глаза жгло от усталости, но сознание отказывалось отключаться.

      Реальность бьёт сильнее, чем страхи

      В кармане – ветер и несколько банкнот.

      Он пересчитал деньги. На три месяца. Если жить экономно.

      Счёт в банке был заблокирован. Родители настояли. Он мог пользоваться деньгами только при определённых условиях – те, которые он сам нарушил, сбежав сюда.

      Чёрт…

      До этого момента он был так поглощён самим фактом побега, что не думал, что вопрос выживания встанет так скоро.

      Работа. Ему нужна была работа.

      Зачем он здесь?

      Он лёг на кровать, уставившись в потолок.

      Сколько времени прошло с тех пор, как он вообще задумал уехать?

      От пятнадцати до девятнадцати лет он жил только одной целью – сбежать, учиться, стать хирургом.

      Но теперь, когда он здесь…

      Почему-то чувствовал себя не победителем, а потерянным ребёнком, выброшенным в чужой город.

      В первый раз за всю ночь он взял телефон… и на секунду захотел позвонить домой.

      Но в следующую секунду он уже выбрасывал его на край стола.

      Звонить некуда.

      Ему больше некуда возвращаться.

      На