Я буду твоей. Ирина Васильевна Давыдова

отстраняясь от меня.

      Я кивнул.

      – Вот стану совсем взрослой и сама буду готовить. И тебе тоже.

      – Договорились. Ну что, выберем, что закажем на обед? Кстати, ты все свои вещи упаковала?

      – Да, дядя Ильяс, у меня же их не особо много. Кстати, а ты купил этот дом?

      – Да. Когда тебе исполнится восемнадцать, я перепишу его на твое имя.

      Она снова округлила свои глазены, заставляя меня улыбнуться.

      – Зачем?

      – Потому что у тебя должен быть свой дом.

      – Ну ладно. Хотя, я все равно ничего не понимаю.

      Через час нам привезли заказ. Малышка выбрала суп из галушек и мяса. Я заказал для себя грибной. И конечно не забыл для ребенка десерт. Хотя ей и не нравится, что я называю ее ребенком и считаю маленькой девочкой.

      Иначе быть и не может. Глядя на нее, хочется защищать и оберегать. Слишком много страданий познала эта малышка за свои двенадцать лет.

      – Дядя Ильяс, а сколько тебе лет?

      – Тридцать три.

      – Ты немного седой. Или ты красишься.

      – Красятся только пе… кхм, нет, милая, я не крашусь. Не знаю, генетика может?

      На самом деле я не хотел говорить ей, что именно послужило моим волосам покрыться сединой. А в жизни случается разное, но бывает и такое что, человек в разном возрасте покрывается сединой.

      – А что такое генетика?

      – Наследственность, ― пожал плечами.

      После обеда мы сидели в беседке и просто болтали. Я понимал, что ребенку не хватало общения и хотелось хотя бы немного подарить ей радости.

      – Понятно. А я тоже буду седой в тридцать три?

      – Надеюсь, что нет. По крайней мере, Танечка, я постараюсь сделать так, чтобы у тебя все было хорошо.

      – Будешь красить меня, ― хохотнула она, и случайно задела рукой ложку, отчего остатки супа расплескались на ее новую кофту, ― ой.

      Она тут же разволновалась и испуганно посмотрела на меня.

      – Прости. Я не специально. Я все постираю и следа не останется.

      Она подскочила со стула и хотела побежать в дом, чтобы сбросить с себя вещи и начать стирать, но я вовремя остановил ее.

      – Таня, прекрати. Это же тряпка. Ничего страшного.

      – Ты не ругаешься? Я ведь испортила вещь, ― удивленно уточнила она, стоя напротив меня.

      – И что? Да, испортила и впредь будь аккуратнее. Но я же не стану тебя ругать из‐за этого.

      Она пожала маленькими плечами и с опаской вернулась на свое место.

      – Давай договоримся, ты не станешь меня бояться, потому что я твой друг. Я буду тебя защищать.

      – Даже если я что‐то плохое сделаю?

      – Ну что ты плохого можешь сделать? Испачкать кофту или разбить тарелку?

      Она кивнула, а я в ответ улыбнулся.

      – Тоже мне проблема. Не бойся, я не стану тебя ругать.

      Возможно, я был не прав, потому что ни черта не понимал в воспитании детей, и все же считаю, что испачканная тряпка не стоит слез ребенка. Из‐за этой херни ругать ее? Бред.

      – Мама ругала меня, если я испачкаю вещь.

      – Она била тебя?

      – Нет, ― брови