Северный компас. А. Чайковский

с мрачным видом, бросил ключи ошеломленному водителю, словно говоря: «Забирай свою развалюху и проваливай». Артём, выбравшись из машины, с досадой оглядел ее. Состояние «шестерки» было плачевным: водительская дверь, та самая, что они с силой захлопнули ногой на заправке, была безнадежно смята и теперь уже не открывалась, один бок исцарапан до металла, фара разбита, бамперы треснуты. Вид у нее был такой, будто она побывала в серьезной переделке, что, в общем-то, и соответствовало действительности.

      Глава 7: Бегство в Армию

      Поняв, что дальнейшие приключения с этой машиной им не светят, ребята, не сговариваясь, шмыгнули в ближайший темный переулок и, быстро попрощавшись, разошлись по домам. Пьяный угар еще не до конца выветрился из их голов, и полное осознание содеянного, тяжесть глупостей и неотвратимость расплаты еще не успели обрушиться на их молодые, бесшабашные головы. Пока что это было лишь смутное, едва уловимое беспокойство, которое легко заглушалось остатками алкогольного куража и юношеской уверенностью, что всё как-нибудь обойдется.

      Утро следующего дня обрушилось на Артёма всей тяжестью похмелья – голова раскалывалась, во рту стоял отвратительный привкус вчерашнего веселья, а тело ломило так, словно его всю ночь били палками. Сквозь мутную пелену головной боли, словно кадры дурного сна, начали проступать воспоминания о вчерашних «подвигах». Школа, разгромленный класс, избитый водитель, безумная гонка по ночному городу…

      По мере того как память восстанавливала картину вчерашнего дня, лицо Артёма становилось всё мрачнее. Пьяный кураж улетучился без следа, оставив после себя лишь липкий, тошнотворный страх. Мысль о том, что его теперь ищут, что за ним вот-вот придут, вцепилась в него, как клещ. Он боялся даже подойти к окну, не говоря уже о том, чтобы выйти на улицу. Каждый шорох за дверью, каждый звук проезжающей машины заставлял его вздрагивать и замирать в ожидании неминуемой расплаты. Дом, еще вчера казавшийся надежной крепостью, теперь превратился в ловушку, из которой не было выхода.

      Две недели Артём провел, словно узник в собственной квартире. Страх парализовал его волю, и единственным спасением от гнетущих мыслей казалась предстоящая служба в армии. Если раньше мысль о двух годах вдали от дома и привычной жизни вызывала у него смешанные чувства, то теперь армия представлялась ему единственным возможным убежищем, шансом скрыться от последствий своих безрассудных поступков.

      Пусть другие боялись этого дня, дня призыва, но не Артём. Он ждал его с нетерпением, как никто другой. Два года вдали от дома, от тех мест, где он натворил дел, казались ему избавлением. Он мечтал сменить обстановку, затеряться среди сотен таких же, как он, новобранцев, и, главное, избавиться от той самой одежды, что была на нём в тот злополучный день – одежды, которая, как ему казалось, хранила на себе следы его преступлений и могла стать уликой против него. Армия стала для него не долгом, а последней надеждой на спасение, возможностью начать всё с чистого