Ключ к забытым снам. Бавиал

нка, то ли древней фрески – хранило следы улыбок, которые никто не видел, и теней, будто позаимствованных у сумерек. Даже его пальцы, то пухлые, как у мальчишки, то вдруг удлинявшиеся и полупрозрачные, словно струи дыма, заставляли задуматься: когда он родился? Или… перестал умирать?

      Когда он двигался, за ним колыхались отсветы: то мелькал контур мальчика с деревянным мечом, то силуэт юноши в короне из шиповника. А в его глазах, глубоких, как колодцы забытых деревень, плавали искорки – не отражение звёзд, а что-то иное, будто он носил в себе обломки другого неба. На мизинце мерцало кольцо с камнем, внутри которого, как в ловушке, бились мотыльки из света и тьмы.

      Деревья здесь стояли плечом к плечу, словно стражи, охраняющие тайну. Их стволы, покрытые письменами, которые не мог прочесть ни один учёный, шелестели на ветру: «Стой… Или иди…». Но Бавиал уже шагнул в полосу света, пробивавшегося сквозь кроны, – и мир перевернулся.

      Трава под ногами засверкала, будто её выткали из лунного серебра. Каждая травинка звенела, как крошечная арфа, когда он касался её ботинком, но если приглядеться – её блеск был хрупким, словно пепел от писем, сожжённых давным-давно. Небо, словно забыв, каким ему быть, переливалось оттенками, которых нет в королевской палитре: тут и фиалковый рассвет, и зелёный закат, и что-то неуловимое, что Бавиал назвал «цветом бабушкиных воспоминаний». Воздух здесь был густым и сладким, словно сотканным из пчелиных грёз, но за сладостью таилась горечь – как послевкусие от несбывшихся обещаний.

      – Ты не похож на придворных, – прошептал кто-то.

      Принц обернулся, но вокруг лишь стрекозы с крыльями, как расплавленное золото, кружили в танце. Потом он понял: это его собственная тень говорила! Та самая, что всегда следовала за ним покорно, теперь изгибалась волной, повторяя движения ветра. В её очертаниях мелькали чужие силуэты – словно толпа невидимых спутников тянулась за ним, шепча на языке забытых имён.

      – Ты… живая? – Бавиал присел на корточки, и тень коснулась его ладони – лёгким холодком, от которого по коже побежали мурашки, будто кто-то провёл по ней льдинкой.

      – Живая? – засмеялась она, и её голос напомнил журчание ручья, что течёт в обратную сторону. – Я – твой вопрос без ответа. Ты ищешь то, что уже идёт за тобой.

      На груди у принца дрогнул медный ключик – подарок няни, который он носил, не понимая зачем. «Он откроет дверь, которую нельзя увидеть глазами», – говорила она. Теперь ключик теплился, как светлячок, и Бавиал вдруг осознал: он и есть дверь. Не та, что из дуба и железа, а та, что прячется между «почему» и «а вдруг». В его памяти всплыли слова няни: «Смерть – это не конец, а дверь, которую все боятся отпереть… пока не научатся слушать тишину».

      Стрекозы замерли, их крылья застыли в воздухе, как витражи в заброшенной часовне. Бавиал заметил, что их тени на земле складываются в узоры, похожие на лица – некоторые плакали, другие смеялись, третьи безнадёжно тянули руки к небу. «Неужели это те, кто потерял свои ключики?» – подумал он, и сердце (если оно ещё билось) сжалось от странной тоски.

      Лес вдруг затих, будто затаив дыхание. Где-то вдали, за стеной деревьев, послышался звон колоколов – но не праздничный, а тот, что зовёт путников домой сквозь туман. Бавиал не знал, что колокола здесь звенят только для тех, кто ищет путь в обратную сторону… но так и не решается обернуться.

      Он шёл вглубь леса, и деревья расступались, показывая тропу из опавших звёзд. Но теперь звёзды под ногами мерцали тускло, словно пепел после костра, а их свет оставлял на коже Бавиала ледяные следы, которые не таяли. Стволы приоткрывали трещины-глаза, сверкавшие изумрудным светом, но если приглядеться – в их глубине шевелилось что-то чёрное, тонкое, как паутина, будто деревья хранили не только свет, но и тихий шёпот о чём-то утраченном. С неба падали пушинки, таявшие на щеках, как поцелуи невидимых фей, но когда Бавиал ловил их, на ладони оставались серые пятна, похожие на пепел.

      У ручья, вода в котором переливалась, словно в ней купались лучи заката, Бавиал остановился. Его отражение дрожало на поверхности, но что-то было не так – оно двигалось на секунду позже, а вокруг головы вился туманок, которого принц не чувствовал.

      – Почему всё здесь… другое? – спросил он у стрекозы, севшей ему на палец. Её крылья, казавшиеся золотыми, при ближайшем рассмотрении оказались прозрачными, как старые оконные стёкла, а внутри них пульсировали жилки, похожие на трещины.

      – Потому что ты другой, – прозвенело в ответ, но голос стрекозы звучал слишком громко, будто исходил отовсюду. – Когда перестаёшь бежать, мир поворачивается к тебе лицом.

      Ключик засветился ярче, и принц улыбнулся. Тепло от него было едва уловимым, словно луч солнца сквозь зимнее одеяло. Бавиал не заметил, как вода в ручье застыла, повторив его улыбку – но уже без него. Отражение исчезло, а на дне мелькнула тень, слишком большая для стрекозы, с крыльями, как у ворона.

      Может, няня была права? Секреты – как эти серебряные травинки: чтобы их услышать, нужно замедлить шаг. Но теперь, когда он прислушался, их звон напоминал похоронный перезвон где-то вдали. А ответы… Они похожи