Капкан захлопнулся. Алексей Дмитриевич Козловский

что создаётся впечатление, будто раз в году или по приходу очередного начальства, как годовое кольцо на дереве, появляется очередная железная обрешётка на тюремном окошечке…

      Потом долго водили по кабинетам, чувствовалось, что начальство не знает, куда девать беспокойного арестанта, пока Ветлицкий не попал в знакомый 742-й кабинет, тот самый, где ещё недавно пытался свести счёты с жизнью.

      После выхода из тюрьмы многое прояснилось. Первый заместитель председателя правительства близко к сердцу принял жалобу Мирры Нестеровны, той самой писательницы, которая говорила: «Я не верю, что Андрей мог сделать подобное! Даже если он сам скажет мне об этом, я отвечу ему, что врёшь!» Женщины гораздо лучше чувствуют истину, за редким исключением, неслучайно среди тех, кто бросился на защиту невезучего литератора, были в большинстве своём они, милые и отзывчивые представительницы прекрасного пола…

      Наконец Ветлицкого, так ничего и не решив, спустили в подвал, а дело, как выяснилось позднее, передали Хельге Степановне, чиновнице, по слухам, не так давно оступившейся на скользкой дорожке юриспруденции, а посему более гибкой и обязательной по отношению ко всему, чего от неё требовало вышестоящее начальство, но ещё до встречи с Хельгой дня два продолжалось странное перемещение Ветлицкого по кабинетам известного управления… Шум, поднятый на поверхности «болота», заставил выглянуть оттуда рыбину покрупнее. Для этого Андрея привели к тому самому начальнику УГРО, который уже тыкал перстом в его лоб, убеждая сознаться в чужих грехах. Чего он хотел на сей раз, Ветлицкий не знал, только здесь же, в его кабинете, он увидел в сторонке подобающего положению приличного роста, плотного телосложения и, в отличие от некоторых из этого здания, ни капли не схожего с фотороботом. Может, потому и не был похож, что обладал крепкой лысиной, которая незнакомца, кстати, совсем не портила, а только солидности добавляла.

      – Вы знаете, кто я? – подступил к Андрею неизвестный гражданин.

      «Вот тебе на, – тоскливо подумалось, – ещё один Шерлок Холмс». И покачал головой. Надо сказать, что в кабинете было жарковато, наверное, регистры центрального отопления здесь уже подключили, а раздевать арестанта, как и снимать наручники, кажется, никто не собирался. Пот в конце концов добрался до незатянувшихся рубцов на животе, и они нестерпимо зудели.

      – Я, – продолжил инкогнито и назвался по имени-отчеству… Всё стало ясно – самый главный милиционер. Вот когда бы проявить Ветлицкому своё красноречие, если даже впустую, потом бы не пришлось жалеть о так бесславно загубленной партии, а то вышло, как у героя известной повести Валентина Катаева, командиру-то Андрей так и не показался, значит, и вся Одиссея приобретала тенденцию затяжного, почти неизлечимого заболевания, которое в лучшем случае должно было закончиться ничьёй, а в худшем… даже думать о таком не хотелось. Беседа не запомнилась, лишь один из вопросов остался в памяти: «Как же это так можно вести допросы, что уже менее чем через неделю человек, который работал с детьми, вынужден