Радость жизни (о первых годах Классической гимназии при Греко-латинском кабинете). Елена Шичалина

нечто подготовленное: просторное здание, светлые окна, оснащение, оформленные документы… Мы ощущали всем своим естеством ответственность момента, риск провала и неминуемость нашего начинания… Мы ведь обещали, мы дали согласие! Нельзя забыть глаза родителей (их дети посещали уроки латыни, истории и искусства на наших курсах), взиравших на меня требовательно и вместе с тем просительно: «Вы хотите открыть гимназию, мы знаем. Возьмите наших детей, мы хотим, чтобы они остались с вами. Они всегда успеют вернуться в государственную школу!» И мы обещали им попробовать.

      Зачем, зачем я согласилась? – в отчаянии повторяла я. А дети? Празднично одетые, полные надежд и уверенности в завтрашнем дне, они шли учиться в новое, желанное учебное заведение! Невольно вспоминался анекдот советского времени, как приезжий хвалит море в Чехословакии.

      – Но у нас нет моря! – возражают ему.

      – Надо же! А я не знал и выкупался!

      Куда они придут? – спрашивала я себя, невольно перебирая мелькавшие перед внутренним взором картины: новые школы, только что выстроенные или отремонтированные, с широкими лестницами, по которым поднимаются сияющие мальчики и девочки, сгибаясь под тяжестью гладиолусов и заслоняя объективы капроновыми бантами.

      Действительно, куда? Грязный двор, засыпанный песком; поруганный собор с покосившимися от трещин стенами, из которого только что выехал детский театр, оставив после себя «культурный слой» метра на два вокруг всего Храма; нуждающееся в реставрации здание с кривыми каменными ступенями, темное внутри, где как раз и расположился маленький класс, отмытый нами и свежевыкрашенный добытой с трудом зеленой краской!

      Мучимая кошмарами, я миновала арку и вошла во двор. Солнце, поднявшись над домами, ярко освещало собор и горстку детей (их всего-то было тогда двенадцать). Сгрудившись посреди двора, они, закинув голову, глядели на колокольню и жестами призывали меня разделить их небывалую радость. Весь двор и вся округа были наполнены звуками колоколов, молчавших столько десятилетий!

      – Игорь Николаевич! Игорь Николаевич! – кричали дети, указывая вверх на едва приметную в проёмах колокольни фигуру любимого учителя. Колокольный звон победоносно плыл над городом, властно распространяясь по Красной площади. Казалось, что и сам собор омывается этим звуком, готовясь принять молящихся на торжественный молебен. И в этот миг глубокий покой и радость охватили мою душу. Все мои сомнения куда-то исчезли, и я увидела залитый светом вход в Братский корпус Славяно-греко-латинской академии, куда по отшлифованным временем ступеням вслед за тенью Ломоносова поднимались наши дети. С юными силами и гордостью первопроходцев они были готовы приступить к изучению древних языков. В тот день Гимназия не имела ещё «статуса» православной, а мы ничего не знали о «конфессиональном представлении», но именно тогда я остро ощутила, что Господь не оставит нас и что через этот чудесный колокольный звон, через нашу первую общую молитву, через напутственные