Семь дней в искусстве. Сара Торнтон

Венецианской биеннале и, конечно, вечерних аукционов в Нью-Йорке. Жизнь коллекционера современного искусства подчинена этим событиям. Собирать современное искусство – значит приобрести билет в клуб страстно увлеченных людей, которые встречаются на всемирно известных мероприятиях, вместе смотрят произведения искусства и ходят на модные вечеринки. Это в высшей степени привлекательно».

      Многие коллекционируют предметы искусства под влиянием общественного мнения, их пристрастия обусловлены модой. Коллекционирование все больше напоминает покупку одежды. Как говорят сотрудники «Сотби», «мы покупаем пару брюк, носим их три года, а потом идем за новыми. Правильно ли, что брюки будут висеть в шкафу следующие двадцать пять лет? Наша жизнь постоянно меняется. В разные периоды жизни нам нужны разные вещи. Причина в изменении наших вкусов. Почему все это нельзя с таким же успехом отнести к искусству?»

      Подлинное искусство всегда оставалось как бы вне времени, независимо от того, когда было создано. Сегодня коллекционеров привлекают произведения, «отражающие современность», и они держат работу до тех пор, пока не станет ясно, что она обладает вневременными достоинствами. По мнению экспертов, лучше всего на аукционах продаются произведения, обладающие способностью мгновенно поражать.

      Лот № 44. Первоклассную картину Джаспера Джонса, написанную в период расцвета его таланта, в 1960-е годы, выкупают, несмотря на то что Джонс – самый дорогой из современных художников[11]. Баэр объясняет, почему она не продается: «Картина такая темная, что не видно цифр».

      Это ирония. Аукцион имеет дело прежде всего с цифрами. Номера лотов, даты, рост ставок, окончательная стоимость. Одну за другой Бёрг объявляет цифры. Они являют собой черно-белую версию мира искусства. Художники и писатели склонны наслаждаться полутонами. Цена, объявленная с ударом молотка, наоборот, совершенно определенная. Вот уж действительно, «больше говорить не о чем».

      Баэр зевает. Корреспондентка «Нью-Йорк таймс» безучастно сидит на стуле. Дышать нечем. Я ничего не соображаю. Все работы сливаются в одну. Люди, по большей части парами, потихоньку уходят. Торги, как и предсказывал Бёрг, стали надоедать. И вдруг… зал оживает. Лот № 47 – картина Эда Рушея «Романс». Спины выпрямляются, люди посматривают по сторонам. Атмосфера стала напряженной. Трудно сказать, что произойдет дальше. «Некоторые собираются торговаться, – говорит Баэр. – Они не хотят, чтобы окружающие знали об этом, и ловят взгляд сотрудника „Кристи“, который сообщит их ставки Бёргу. Здесь есть что-то от хореографии – драматизм».

      Рассматривая небольшое сообщество людей – проводников энергетических потоков рынка, я обращаю внимание на длинноволосого мужчину плотного телосложения, поднявшегося с места. Он немного похож на Хагрида, друга Гарри Поттера, и я понимаю, что это Кит Тайсон, британский художник, в 2002 году получивший премию Тёрнера. Он пробивается к выходу, и я покидаю загон для

11

«Фальстарт» Джаспера Джонса в 1988 г. был продан на «Сотби» за 17 миллионов 700 тысяч долларов – рекордную сумму, когда-либо заплаченную на аукционе за работу современного художника. Этот рекорд держался в течение девятнадцати лет, пока в июне 2007 г. «Весенняя колыбельная» Дэмиена Хёрста не была продана за 22 миллиона 700 тысяч долларов. Работу Хёрста низверг с вершины ценового олимпа Джефф Кунс: его «Висящее сердце (Пурпурный с золотым)» купили за 23 миллиона 600 тысяч долларов в ноябре 2007 г., а рекорд Кунса превзошла «Спящая инспекторша пособий» Люсьена Фрейда, проданная за 33 миллиона 600 тысяч долларов в мае 2008 г. Позднее выяснилось, что покупателями этих произведений были соответственно Шейха аль-Маясса, Виктор Пинчук и Роман Абрамович – три миллиардера, которым эти суммы кажутся мелочью. – Примеч. автора.