Код свободы. Дмитрий Вячеславович Азин

вал свой нынешний кабинет по образцам тех, в которых ему приходилось бывать и работать в прошлом. Он всегда предпочитал такую аскетичную обстановку – пространство должно было быть пустым, приглушённым, чтобы не отвлекать от главного. Только за окном, вместо привычного подмосковного леса, открывался вид на бескрайние московские крыши, где среди них торчали стеклянные клыки небоскрёбов.

      Этот кабинет стал клеткой Фарадея – закрытой от внешнего мира, но не от внутренних токов беспокойства. Всё на своих местах, всё под контролем. Но внутри – ни порядка, ни покоя. Но теперь, когда Андрей сидел в своём кресле, погружённый в потоки чужих проблем, он ощущал, что этот кабинет стал символом чего-то гораздо большего – отчуждения, выгорания и непонимания, что делать дальше.

      Сегодняшний приём был очередным. Женщина, примостившая в неудобной позе на краю огромного кресла, продолжала свой рассказ про свою работу, про вечное напряжение в коллективе, про невозможность выдохнуть. Её голос был далёким, глухим. Андрей сидел, механически кивая, теряя нить – казалось, не только её рассказа, но и собственной жизни. Он не мог сосредоточиться на её словах, потому что его собственная жизнь казалась ему такой же серой и бесконечно повторяющейся. Больше не было тех ярких моментов, когда он чувствовал себя на острие жизни, когда каждый день был наполнен борьбой и смыслом.

      Клиенты стали просто частью рутины. Эмоции, которые когда-то вызывали отклик в его душе, теперь звучали как пустые слова. Психология стала для него механической работой, где он как будто бы терял себя. Он не мог найти отклика в том, что делал, и ощущал лишь чувство пустоты, стоящее перед ним как тень.

      Он потянулся к верхнему ящику стола за очередным листом бумаги для записей. Под краем стопки чистых листов показалась старая фотография. Обычно она была прикрыта бумагами и совершенно случайно попадала в поле зрения Андрея, когда он открывал ящик. С каждым разом, когда взгляд скользил по углу фото, он словно неохотно встречался с тем, что давно было скрыто.

      Это была фотография, сделанная много лет назад, на которой он стоял рядом с коллегами по службе. Молодой, полный решимости, уверенный в себе. Взгляд его был ясным, а на лице – не выражение усталости, а силы. Тогда всё было другим. Мир был совсем другим.

      Он не хотел этого показывать окружающим, не хотел напоминать себе о прошлом, но всё же, изредка, когда взгляд случайно падал на фотографию, Андрей чувствовал, как всплывают воспоминания. Это была не просто память. Это было нечто большее. Человек на фотографии – это был он, человек с ясной целью и железной волей. Он решал задачи, спасал людей и чувствовал себя важным в этом мире. А теперь? Смотрящий на фото Андрей ощущал лишь пустоту. Тот человек с фотографии был живым, с целью, с огнём в глазах. А этот человек – сидящий в кабинете, смотрящий на серые крыши Москвы – был всего лишь тенью прошлого.

      Взгляд Андрея вновь задержался на фотографии. Он осторожно прикрыл ящик, как если бы сам себе напоминал, что прошлое должно оставаться в прошлом. Но оно не отпускало. Это было не просто воспоминание, а вопрос. Вопрос, который он не мог задать себе вслух, но который все время вертелся в голове: «А когда ты был живым? Когда ты чувствовал свою силу? Когда ты чувствовал себя настоящим?»

      Тот человек на фото не чувствовал пустоты, он был в центре событий. Каждый момент был наполнен осознанием своей важности, необходимостью. А теперь… Андрей чувствовал себя оторванным от мира. Вся его жизнь, вся его деятельность потеряли смысл.

      Он встал и подошёл к окну, не глядя на клиентку, сидящую за его спиной. Глядя на московские крыши, он словно ощутил холодный ветер, который как бы пронизывал его изнутри. Всё было чуждым, как этот город за окном. Он не знал, что ему делать дальше. Но он знал одно: так дальше продолжаться не может.

      Женщина тем временем, вздохнув, обронила: «…иногда мне кажется, что я просто живу не свою жизнь. Всё повторяется. Я уже не понимаю, зачем всё это. И тут вчера вдруг как озарение: может, всё, хватит? Время пришло, понимаете?»

      Андрей вздрогнул. Эти слова – «время пришло» – пронеслись в нём, как тихий внутренний раскат грома. Не как её мысль. Как его.

      Он взглянул на неё – она даже не заметила, что сказала нечто важное. Продолжала говорить, как ни в чём не бывало.

      Но в нём что-то сдвинулось. Словно через слова другого человека он услышал то, в чем сам себе не мог признаться. Подсказка, спрятанная в случайной исповеди. Или не такая уж и случайная?

      Он встал и подошёл к окну. Город был тем же, но взгляд уже начал меняться. Он увидел: не просто крыши. Детали. Мелочи. Движение. Возможность.

      Словно бы подсказывая себе, что всё ещё можно изменить, он произнёс: «Время пришло.» Он знал, что ему предстоит пройти долгий путь. Может быть, он сам не знал, куда он приведёт, но было ясно одно: что-то должно измениться. Он не мог остаться в этом состоянии. И хотя путь впереди был туманным, хотя он не видел ясных ответов, он почувствовал, как начинает двигаться.

      Взглянув в окно, Андрей уже не видел пустую серость, а начал замечать маленькие детали – каждый из которых мог стать его новым началом. Он ещё не знал, каким будет этот шаг,