Руфь. Элизабет Гаскелл

истки

      В одном из восточных графств расположен небольшой город, где когда-то проходили выездные сессии суда присяжных. Место пользовалось особым расположением Тюдоров, а благодаря их защите и милостям приобрело великолепие, поражающее современных путешественников.

      Еще сто лет назад городок отличался живописной пышностью. Старинные дома, служившие временными пристанищами тех семейств, что довольствовались провинциальными увеселениями, загромождали улицы, придавая им тот беспорядочный, но благородный облик, который до сих пор встречается в Бельгии. Фронтоны и возвышавшиеся на фоне голубого неба многочисленные трубы создавали впечатление причудливого богатства, а ниже взор привлекали разнообразные выступы в виде балконов и эркеров. Особенно забавно было видеть скопление окон, втиснутых в стены задолго до введения мистером Питтом новой системы налогообложения. От чрезмерного количества нависавших конструкций улицы тонули во мраке. Проезжая часть была дурно вымощена большими круглыми выступающими булыжниками, а защищенные бордюрами тротуары вовсе отсутствовали. Долгими зимними вечерами жителям приходилось передвигаться в темноте. Особенно плохо приходилось тем, кто не разъезжал в собственных экипажах и кого слуги не вносили в паланкинах прямо в дома друзей. Ремесленникам и их женам, лавочникам и их супругам приходилось и днем и ночью пробираться по мостовым с опасностью для жизни. На узких улицах громоздкие неповоротливые экипажи прижимали пешеходов к стенам, в то время как негостеприимные дома гордо распространяли лестницы вплоть до проезжей части, вновь подвергая людей той опасности, которой они избежали шагов двадцать-тридцать назад. В темноте единственным источником света служили тусклые масляные лампы над подъездами аристократических особняков, после чего прохожие вновь ныряли в темноту, где их нередко поджидали грабители.

      Мельчайшие подробности минувших времен позволяют яснее понять обстоятельства, в которых формировались характеры. Повседневная жизнь, куда человек попадает с рождения, сам того не осознавая, формирует узы настолько крепкие, что лишь один из сотни находит в себе силы разорвать их, когда приходит время, когда возникает превосходящая все внешние условия необходимость в индивидуальном независимом действии, поэтому будет полезно узнать, в чем именно заключались жизненные устои, руководившие нашими предками, прежде чем они сумели от них освободиться.

      Сейчас древние улицы уже утратили живописность. Знатные семейства, такие как Эсли, Данстены, Вейверхемы, уже полвека назад, если не больше, продали свои особняки и переехали в Лондон. А когда город утратил привлекательность для Эсли, Данстенов и Вейверхемов, разве можно ожидать, что Домвиллы, Бекстоны и Уайлды продолжат проводить зимы пусть и в собственных, но второсортных домах, да еще с возросшими расходами? Поэтому некоторое время роскошные особняки пустовали, пока их не скупили предприимчивые дельцы, чтобы разделить на квартиры, доступные трудовому сословию, или даже (склонитесь пониже, чтобы не услышала тень Мармадюка, первого барона Вейверхма) превратить в магазины.

      Однако по сравнению с последующими переделками былого великолепия это было еще не очень плохо. Торговцы обнаружили, что аристократическая улица оказалась слишком темной, поскольку тусклые лампы над дверьми плохо освещали товары. Доктор плохо видел зуб, который следовало удалить. Адвокату приходилось требовать свечи на час раньше, чем во время жизни на прежней, плебейской улице. Короче говоря, по общему согласию одну из сторон улицы снесли и заново застроили низкими, скучными, однообразными домами в стиле Георга III. И все же старинные здания оказались слишком крепкими, чтобы покорно поддаться уничтожению, поэтому порой люди удивлялись, войдя в безликий магазин и внезапно оказавшись у подножия великолепной дубовой лестницы, освещенной витражным окном и украшенной рыцарскими доспехами.

      Много лет назад темной январской ночью по такой лестнице, мимо такого окна (сквозь которое проникал ставший разноцветным лунный свет) устало поднялась Руфь Хилтон. Я сказала «ночью», однако, строго говоря, уже наступило утро. Старинные колокола церкви Святого Спасителя только что пробили два раза, и все же в комнате, куда вошла Руфь, все еще сидело больше дюжины девушек, которые шили с таким неподдельным старанием, словно от этого зависела их жизнь, не решаясь зевнуть или проявить какой-нибудь другой признак усталости. Услышав, как Руфь сообщила миссис Мейсон, который час (за этим ее и посылали), они лишь слегка вздохнули, ведь как бы поздно ни закончилась сегодняшняя работа, завтра все равно предстояло явиться к восьми, а они очень устали.

      Сама миссис Мейсон трудилась столь же усердно, как все остальные, но была старше и крепче своих учениц, к тому же вся выручка от выполненной работы доставалась ей. Но даже она не могла не признать необходимость отдыха.

      – Молодые леди! Перерыв продлится полчаса. Мисс Саттон, позвоните в колокольчик. Марта принесет хлеб, сыр и пиво. Сделайте милость: поешьте подальше от платьев и потом не забудьте помыть руки, прежде чем вернуться к работе, когда я приду. Ровно через полчаса, – очень четко и внятно повторила миссис Мейсон и вышла из комнаты.

      Было