Обычная история. Данил Андреевич Фарафонов

надо свериться с графиком. – Саймон развернул газету и стал громко шуршать листами, изображая поиски затерявшегося плана. – Нет, не думаю. Дел слишком много. А что ты хочешь?

      –Думала, может встретишь меня с вокзала, родители вернутся только завтра. Пустишь переночевать? – в голосе послышалось лёгкое отчаяние, но он звучал громко, пытаясь перекричать шум.

      –Переночевать приезжай. Встретить не могу, Лили, найди другого спутника. – договорил Саймон. Не дожидаясь ответа, он повесил трубку, чуть не вырвав хлипкие болты.

      Снег за окном потихоньку утихал. Саймон натянул свою помятую куртку и вышел на улицу. Тучи расходились, пропуская редкие солнечные лучи. Дома казались чуть светлее, но всё такими же безликими. Опять череда коробок, переулков и дорог. На одном из перекрестков показалась потухшая лампа с надписью «У Джо». Она моргнула несколько раз ярко-неоновым цветом, словно зазывая к себе. Саймон остановился прямо перед вывеской. Недолго думая, он стряхнул снег с плеч и зашёл внутрь.

      II

      И новый мир погряз в грязи

      Особенно страшнее он вблизи

      Потухший глаз, засохший рот,

      Но спирт наполнит мой живот

      За толстой деревянной дверью скрывался небольшой бар. Единственным источником света внутри была одинокая лампа без плафона, свисавшая с грязного потолка. Около десятка столов стояли в случайном порядке. Несколько человек уже сидели со стаканами, надеясь хотя как-то облегчить свою жизнь. Преимущественно все сидели по одиночке. Только в углу за круглым столом сидела компания из трех человек. Они тихо переговаривались и иногда, из их угла вылетал такой же тихий смешок. Кроме них в зале никто не издавал ни звука. «Вышел с кладбища, чтобы попасть в такое же.» – подумал Саймон, проходя мимо распивающих.

      –Эй, Джозеф! – уже вслух прикрикнул Саймон, садясь за барную стойку.

      Из-под неё медленно и кряхтя, поднялся сухой старик лет семидесяти на вид. На нем был строгий офисный костюм. Заметно потрепанный черный пиджак был разорван с левой стороны груди. В щетинистый подбородок упирался помятый белый воротник рубашки, поверх которого был повязан серый галстук. Лицо имело бледно-красный оттенок, то ли удушающей рубашки, то ли от количества спиртного, то ли от тягости прожитых лет. Этот цвет в сумме с белоснежными бакенбардами придавали его лицу вид вертикально повернутого сэндвича с испортившимся джемом. Большие и такие же седые брови были растрепаны и длинные волоски торчали во все стороны. Под ними виднелись впалые, но большие глаза. Они выглядели уставшими и постоянно слезились, из-за чего бармен всегда имел в нагрудном кармане небольшой платочек. На макушке блестела огромная лысина. Она была настолько гладкой, что создавалось ощущение, будто там находилась не голова старика, а новенькое, идеально отполированное зеркало. Под плешью красовался лоб, напоминающий стиральную доску из-за длинных и глубоких морщин. Большой прямой нос тоже был покрыт морщинами. Только маленький