Последний конвой. Часть 2. Виктор Романович Саморский

вдоль колонны автомобилей, как чертик из табакерки откуда-то выскочил Василий, поздоровался, как будто мы не виделись несколько дней, и пристроился рядом.

      – Как спалось? – ехидно уточнила я.

      – Глаз не сомкнул, – расстроенно поведал он, забирая у меня «тревожный чемоданчик», – полную будку народа набилось, стали в карты играть. Шум, крики, вопли. Не уснешь. Пытались и меня приобщить, но у них ставки. На патроны для Калаша играют. Предложили сыграть в долг, но я наотрез отказался. Карточный долг – это святое. Где я патроны потом добывать буду? У штурмовиков воровать? Да ну их… Так и просидел на полу весь остаток ночи и все утро. Смылся бы и раньше, но ведь буря.

      – Такая же фигня, – буркнула я и рассмеялась, – твои коллеги устроили научный диспут, нормально выспаться не давали. Рассказывали о том, что через триста лет воздух станет непригодным для дыхания, а пустыня окончательно поглотит планету, и тогда мы все умрем.

      – Ну это вряд ли, – отмахнулся Василий, – фитопланктон и водоросли тоже выделяют кислород, поглощая углекислый газ. А учитывая объемы мирового океана, легкие планеты, скорее всего, не зеленые, а голубые. В том смысле, что леса вырабатывают кислорода гораздо меньше, чем водоросли, поэтому потеря не фатальная. А может быть, и вообще ничтожная.

      – А чего же тогда Аркадий Валерьевич панику поднимает?

      – А, – отмахнулся Василий, – старый маразматик просто любит всеобщее внимание. Напустит туману, задурит голову цифрами и вещает… Короче говоря, профессор очень сильно сгущает краски, преувеличивает.

      – Ну а «глобальное потепление»?

      Василий замялся:

      – Да, есть такое дело. Но скорее всего, лет через двадцать – тридцать все стабилизируется, и температурный баланс придет в равновесие. Атмосфера Земли обладает устойчивой стратификацией. Чем теплее внизу, тем выше поднимаются молекулы горячего воздуха, и тем сильнее они остывают, прежде чем опустятся обратно. Короче, атмосфера все время перемешивается. А лет через сто – двести повышенная геомагнитная активность Солнца спадет, и тогда вообще все придет в норму. У нас очень стабильная звезда, поэтому жизнь на Земле существует почти четыре миллиарда лет, и никакие катаклизмы ее пока не уничтожили.

      – А если не придет?

      – Значит вымрем, – философски хмыкнул Василий, – Лидия Андреевна, поймите, от нас все-равно ничего не зависит. Ну вот совсем ничего. С позиции влияния на атмосферу и температурный баланс планеты деятельность человека просто ничтожна. Один вулкан всего лишь за сутки может выбросить в атмосферу больше углекислого газа, чем вся промышленность за историю человечества. Так что с технической точки зрения, если уровень кислорода в атмосфере Земли упадет до смертельного уровня, человечество просто вымрет, но не сможет ничего изменить, как бы не пыталось. Не тот уровень. Муравьи мы на теле планеты. Или даже нет, некорректное сравнение, – микробы. Пыхтим, кряхтим, надуваем щеки, шевелим усами, а толку – ноль.

      ***

      Вот