Saltus. Константин Карузин

захотелось заплакать, но, вместо этого, на нее навалилась отупляющая глухая апатия. Уже не обращая внимания на людей, запахи и гул, Ада побрела домой.

      Всю обратную дорогу она была словно в забытьи. Пройдя по подземному проходу, она долго поднималась на лифте. На верхних этажах жилого комплекса Ада вышла на небольшой площадке под открытым небом. Темно-красное закатное солнце заливало крыши высотных зданий, расположенных так плотно, что они сливались в единую поверхность. Отсюда, с огромной высоты, город казался покинутым: вся жизнь была скрыта в глубине, под толстым слоем бетона. Пройдя одним из узких коридоров, Ада вошла в свою опустевшую квартиру. Небольшое помещение состояло из двух спален, расположенных друг напротив друга и выходивших в общее пространство гостиной. Всю свою жизнь Ада провела в этой квартире, занимая правую спальню. В левой спальне жил Лого, а гостиная в центре была местом учебы и игр. Уже став взрослой, Ада не раз мысленно благодарила их с братом неизвестных родителей. Квартира была значительно больше, чем могли себе позволить другие граждане, живущие на гарантированный доход. Наличие окон, отдельных спален, расположение на большой высоте говорили о высоком уровне благосостояния. Квартира была или оплачена, или как-то иначе предоставлена им в бессрочное пользование, что тоже было редкостью в городе.

      Сейчас Ада неподвижно стояла у входа, глядя на открытую дверь пустой комнаты Лого. В круговороте бесконечных учителей, воспитателей и нянек, которых было так много, что их размазанные лица было невозможно упомнить, его четкий образ всегда оставался рядом. Когда несколько месяцев назад брат сказал, что временно переедет в другую квартиру, чтобы сконцентрироваться на работе, она сначала не придала этому значения. Ада просто не знала, что значит быть одной. Лого был на пять лет старше, но они никогда не ссорились, как другие дети. В его отношении к ней всегда было что-то родительское. Словно он взял на себя функции отца, которого у них не было. Их игры и шалости, учеба, даже дурацкие выходки по отношению к строгим учителям несли на себе отпечаток его недетского подхода к жизни, его серьезной ответственности за себя и сестру. Он играл и шалил так, словно взрослый человек дурачится с любимым ребенком, постоянно помня о том, что он все-таки взрослый, чувствуя границу, за которой шалости могут стать опасными и пора уже заняться делом. Его уход словно выдернул ствол дерева, на котором держались все цветы и листья. Вся жизнь разрушилась, смешалась в одну бесформенную кучу. Его организованность служила естественным каркасом в их совместной учебе, а потом и в работе, а по сути, была, как оказалось, каркасом ее жизни. Последнее время Ада не могла сконцентрироваться, была полностью парализована апатией. Раздражаясь, она пыталась собраться, что-то делать, но неизменно находила себя лежащей на диване и бесконечно просматривающей короткие записи в сети, бессмысленные и затягивающие одновременно. Она злилась на себя и брата, вместе с тем подражая ему, пыталась вести дневник, планировать свое время, но все намеченные цели забывались, силы воли хватало на