Спасая Еву. Валентина Зайцева

жить.

      – Я согласна.

      Он покачал головой, явно раздражённый:

      – Это ошибка.

      – Это не так.

      Это был мой лучший шанс остаться в живых.

      Его рука схватила мою, и всё изменилось. Он больше не шёл впереди, равнодушный и холодный. Теперь он заслонял меня от толпы, его широкая спина была как щит. Люди расступались перед ним, будто перед волной. Я просто следовала за ним, чувствуя, как страх отступает, но на его место приходит что-то новое – опасное, неизведанное.

      Я последовала за ним обратно к машине и села рядом с ним. Не глядя на меня, он нажал на газ.

      Мы ехали молча. Я взглянула на человека, который только что спас мне жизнь в третий раз за три дня, но не осмелилась заговорить. Раздражение исходило от него словно жар, потрескивая энергией.

      Три месяца с ним в обмен на возможность прожить остаток жизни. Речь даже не шла о том, чтобы поступить правильно. Это был мой единственный выбор.

      Мы заехали обратно в тот же отсек у склада. Яков наблюдал, как мы подъезжаем, его огромные руки были скрещены на груди, и я заметила тень удивления в его глазах. Когда мы вышли из машины, он спросил:

      – Всё в порядке, Илья? На вокзале были проблемы?

      Илья повернул свой тёмный взгляд в мою сторону:

      – Наверх. Сейчас же.

      Я пошла за ним. Сегодня он был другим. Угрюмый и злой. Я последовала за ним в его лофт и села на диван.

      – Чёрт, – выдохнул он, стоя посреди комнаты, уперев руки в бока.

      Я ждала, затаив дыхание. Он повернулся ко мне:

      – Дай мне свой рюкзак.

      Я с трепетом передала ему рюкзак. В нём хранились все мои мирские пожитки. Он открыл верхний клапан и перевернул его, вытряхивая содержимое на журнальный столик. Я наблюдала без протеста, как он бросил мою одежду на диван рядом со мной, а затем осмотрел всё остальное. Не то чтобы там было на что смотреть. Там были мои туалетные принадлежности. Мой паспорт и страховка. Потрёпанная книга в мягкой обложке, которую я уже читала бесчисленное количество раз. И небольшой блокнот с ручкой, которыми я документировала каждый день своей несчастной жизни в качестве свидетеля.

      Он взял мой маленький блокнот, и мой протест вырвался из меня:

      – Не надо!

      Его холодный взгляд пригвоздил меня.

      Я поспешила объяснить:

      – Это мой личный дневник.

      С отвращением он бросил его на стол. Откинулся назад, скрестил руки и принялся изучать меня.

      – Что теперь? – спросила я.

      Неизвестность пугала меня.

      – Я думаю.

      Я начала собирать вещи, складывая одежду в рюкзак. Всё, кроме кожаной сумки с деньгами. Она осталась лежать на столе.

      Он наклонился вперёд, поднял кожаную сумку и протянул мне:

      – Ты забыла это.

      – Это твоё.

      – Я отдал это тебе.

      – Чтобы я уехала. Теперь я остаюсь.

      Его челюсть сжалась:

      – Держи это при себе всё время. Если всё пойдёт наперекосяк и тебе действительно удастся сбежать, тебе понадобятся деньги.

      Его щедрость была в прямом противоречии с