Нейропсихоz. Ракс Смирнов

не думать.

      Я ткнул её пальцем в бок:

      – Эй.

      Диля сморщилась, – пробормотала что-то невнятное, прячась в одеяло. Но вскоре повернула голову, лениво приоткрывая один глаз, затем второй, с явным трудом.

      – Макс, – буркнула она, точно обнаружив в своей еде таракана, – ты… опять.

      Я пожал плечами, чувствуя, как горло саднит от спиртного:

      – Я.

      Она промассировала шею, потянувшись. Краем глаза я поймал, как под одеялом слегка колыхнулась её грудь – природа не поскупилась, именно третий размер сводил большую часть жертв с ума ещё на подходе.

      – Ты храпишь, как старая бензопила, – проворчала я, стараясь переключить внимание от пульсирующей в висках боли.

      – А ты жрёшь, как перед смертью, – отпарировала она, иронично фыркая. – Вообще, кажется, вчера ты был слишком пьян, чтобы хоть что-то услышать.

      Мы оба выглядели как выброшенные на берег после кораблекрушения. Я хотел найти сигареты, но не мог вспомнить, где их оставил. Подумал, что встать – значит снова словить удар молотком в затылок.

      – Где мои трусы? – вдруг спросила она, не поднимая взгляда.

      Я пожал плечами:

      – Шалавы вроде тебя знают, что такое трусы?

      Она закатила глаза:

      – Пошёл ты…

      – Я-то пойду, а на тебе их всё равно не было.

      Она приподнялась, и одеяло соскользнуло, обнажив её спину и бока. Плавные линии, тонкая талия, бёдра, которые сводили с ума, и кожа – гладкая, как мрамор, с лёгкой россыпью родинок. Диля провела рукой по груди, небрежно прикрывая. Я увидел, как набухли её соски от холода – вчера я забыл закрыть дверь на террасу.

      Она с трудом встала, пошатываясь, словно ноги не успели отойти после нашей ночи. По полу были разбросаны её вещи: бюстгальтер, платье, туфли, плащ с шикарным воротником.

      – Будешь сидеть и пялиться или хотя бы дверь прикроешь? – огрызнулась она, застёгивая лифчик.

      – Сама закрой, если некомфортно, – отмахнулся я, но в итоге всё равно поднялся, прошлёпал к террасе.

      Но в последний момент передумал. Пусть проветривается. Ей полезно. А у меня хоть голове полегче станет от свежего осеннего воздуха.

      Рядом обнаружил свои сигареты, которые валялись под тумбочкой. Зажёг одну, глубоко затянулся, стараясь разобраться, что теперь делать. Диля тем временем лениво поправляла платье, механическими движениями, будто сама сомневалась, зачем ей всё это.

      – Понимаешь, насколько это всё отвратно? – бросила она.

      – Это взаимно. Но встретимся через неделю в баре, как обычно. Не забудь заранее нажраться, чтобы я не тратил много времени.

      Она резко обернулась, уже застёгивая лямки на туфлях. В злости на её лице промелькнула странная грусть, а я сделал вид, что не заметил.

      – Макс, – её голос прозвучал тише, – ты когда-нибудь перестанешь быть таким козлом?

      Я снова затянулся, отворачиваясь, чтобы не смотреть ей в глаза:

      – А ты перестанешь приходить?

      Она не нашла, что ответить.