Записки о виденном и слышанном. Евлалия Казанович

краснея:

      – Вот вы говорили, что даже Нестор Александрович принимался за драмы (NB. Я как-то к случаю упомянула, что Нестор Александрович, – к которому, между прочим, Пругавин относится с большой симпатией и уважением, граничащим почти с восхищением, – рассказывал о своем влечении в молодости к карьере драматурга и о том, что занятие его наукой вышло отчасти случайным), ну так нам и тем более можно…

      Вид у А. С. был при этом страшно сконфуженный и неуверенный. Видно, ему и хотелось прочесть, и было ужасно неловко, и старался он скрыть свое смущение.

      Мне хорошо знакомо это состояние; оно очень мучительно, и я невольно страдала в эту минуту за А. С., готовая лучше отказаться от слушанья его пьесы, чем дальше выносить его мучительное смущение. Но, конечно, я могла только сидеть и молча ожидать, что я и делала.

      А. С. тем временем опустился на стул, развернул оберточный белый лист, внутри которого лежали четвертушки бумаги, аккуратно исписанные с одной стороны его аккуратным, несколько женственным почерком, и забормотал в свое оправдание:

      – Это вот так… ерунда… Мне хотелось нарисовать две картины из знакомого мне быта… только это еще не окончено… Вот другая у меня есть пятиактная пьеса, ту я давно начал, но та действительно секрет, я об ней еще никому и не говорил… а это – пустяки… наброски…

      А. С. смущенно вертел в руках листки, улыбался и краснел. Да, седой старик краснел передо мной, и я никому не желала бы быть в эту минуту на моем месте! Когда признанный писатель-старик читает вслух свое произведение, это чтение для него триумф, но тут… точно старик сделал какую-то детскую глупость, шалость и сам стыдится ее.

      Я молчала как убитая, но вид делала самый готовый к слушанью. Что ж могла я сделать больше, чтобы облегчить положение старика? И во все продолжение чтения старалась ничем не показать своего отношения к читаемому. Конечно, чтобы показать свое внимание и интерес, я предлагала кой-какие вопросы, и они, насколько я могла заметить, помогли А. С. приступить к чтению.

      Теперь я могу сказать, что вряд ли возьмут эту пьесу: она не представляет ни в каком отношении никакого интереса и годна разве только для литературных приложений «Нивы»138…

      Пьеса в двух актах и почти вся написана, за исключением маленьких пропусков.

      Оба действия происходят в Москве. Две курсистки, одна – княжна, а другая – дочь золотопромышленника, хлопочут о вечере в пользу курсов; но так как один вечер необходимой суммы не даст, они решают просить известного литератора Вьюгина прочесть ряд публичных лекций, в уверенности, что они дадут необходимую сумму даже с избытком, т. к. Вьюгин (sic! вьюга, пурга, Пругавин…), автор сочинения «Религиозные искатели»139 (NB), пользуется большой популярностью в большой публике. Тетушке своей они объясняют, захлебываясь от восторга, что Вьюгин открыл целую новую область человеческого духа, новую форму жизни, существующую среди части людей и нам до той поры неведомую. Действие кончается тем, что они едут на автомобиле приглашать Вьюгина.

      Второе – меблированные комнаты, и

138

Имеются в виду «Ежемесячные литературные и популярно-научные приложения к журналу “Нива”»; уровень печатавшихся в них литературных произведений был ниже, чем в толстых журналах.

139

Ср.: Пругавин А. С. Религиозные отщепенцы: очерки современного сектантства. СПб., 1904. 2 т.