Чайная буря. Хафса Файзал

меня вытащит.

      Горничная подняла лицо, и написанное на нем неверие Флик сочла несколько несправедливым. Леди Линден могла бы попросить об услуге, как тогда с газетчиками. Флик проведет там всего ночь. Может, две. Так ведь? Она не знала, как устроены аресты. Никто не рассказывал ей о подобном в промежутках между уроками шитья, чистописания и домоводства. О боги, ее вот-вот арестуют.

      Флик рывком открыла дверь спальни. Коридор словно был где-то в дали, в тумане. Ты потрясена, сказала она себе. Ноги сами несли ее вниз, преодолевая ступеньку за ступенькой. Флик поискала среди стражей знакомое лицо, которое почудилось ей в окне. И правда – ей всего лишь показалось. Да и с чего бы ему быть здесь? Он ведь не страж и стоит по другую сторону закона.

      Позади раздались торопливые шаги – Флик оглянулась, ожидая увидеть взволнованную мать, чье суровое лицо неожиданно смягчилось. Флик всегда считала, что у матери глаза невероятной красоты – синие, как море под сияющим солнцем. Но это была всего лишь горничная с перчатками. И сумкой на плече.

      – Я собрала для вас одежду и прочие нужные вещи, мисс Фелисити, – сказала девушка и передала сумку слуге.

      Одежда – последнее, что волновало Флик. Она бросила взгляд на дверь материнского кабинета на втором этаже, но та по-прежнему была закрыта. Возможно, мамы вообще нет дома.

      Это неважно. Флик уже восемнадцать лет. Ей не нужны сопровождающие. Она не даст матери еще больше опозориться из-за проступков дочери.

      Так будет лучше, отупело подумала Флик. Вот что сказала бы мать. Флик нарушила закон и теперь получит по заслугам.

      Капитан с хмурым лицом вывел ее через парадную дверь. Выше нос, мысленно одернула себя Флик. Она выходит из дома. Разве не об этом она мечтала? Флик вышла на улицу впервые за сорок три дня. Солнце приятно согревало лицо, под ногами бугрилась брусчатка.

      Капитан остановился рядом с одной из карет.

      – Полезайте внутрь, мисс.

      Слуга пристроил сумку с вещами в отделение для багажа, лакей опустил подножку и отошел к другой карете – Флик даже не успела потянуться к его руке для поддержки.

      Она оглянулась на особняк – бежевый кирпич, белые ставни на окнах, крыша в тон безупречному ореховому паркету внутри. Ее дом, ее тюрьма. Прости, мама. Забери меня. Давай все исправим.

      – Береги голову, милая, – донеслось из кареты.

      Флик застыла, но тут лакей захлопнул за ней дверцу, и она потеряла равновесие и буквально свалилась на колени… к нему? Глаза привыкли к полутьме в карете, и Флик различила лицо сидевшего внутри. Это и правда был он.

      Флик знала этот голос – по ночам его обладатель заглядывал к ней на склад, опирался руками на ее стол, и в его глазах, черных, как изящные витые линии татуировок у него на шее, сквозило лукавство.

      – Женщины любят падать к моим ногам – это для меня не новость, но, право же, сейчас не время и не место, – сказал он.

      Флик словно молнией пронзило. Фуражка была надвинута ему на лоб, на носу – затемненные очки, но она узнала изгиб его губ. Такие губы сложно