Инструкция к распаду. Владимир Евгеньевич Лазовик

Шон», – бросил он безразлично. «Можешь идти».

      Шон с облегчением выдохнул и пулей вылетел из школы, радуясь, что миссия выполнена и можно исчезнуть. Марк остался один. Он толкнул тяжелую входную дверь и вышел на крыльцо.

      И сразу ее увидел. Дайка стояла чуть поодаль, у школьной ограды, обхватив себя руками, хотя было не так уж холодно. Плечи опущены, голова наклонена, темные волосы упали на лицо. Даже на расстоянии было видно – она расстроена и порядком устала ждать. Он задержался дольше обычного, решая свои дела.

      Марк медленно направился к ней, держа букет за спиной. Он видел, как она подняла голову, услышав его шаги. Во взгляде мелькнула смесь обиды и какой-то обреченной надежды.

      «Марк…» – начала она тихим, дрогнувшим голосом, явно собираясь высказать все, что накопилось за время ожидания. «Я уж думала…»

      Он не дал ей договорить. Остановился прямо перед ней и вынул букет из-за спины.

      «Это тебе», – сказал он спокойно, протягивая цветы. На его лице была легкая, обезоруживающая улыбка – та самая, которую он репетировал по утрам.

      Дайка замолчала на полуслове. Ее глаза расширились от удивления. Она переводила взгляд с цветов на лицо Марка и обратно, не веря.

      «Ой! Цветы?» – она осторожно взяла букет, словно боясь, что он исчезнет. Щеки ее слегка порозовели. «Марк… Зачем?»

      «Просто так», – он слегка пожал плечами, сохраняя улыбку. «Захотелось. Долго ждала?»

      Обида в ее глазах еще не исчезла, но уже была сильно разбавлена удивлением и смятением. Этот неожиданный жест сбил ее с толку, разрушил подготовленную линию обороны. Именно этого Марк и добивался. Теперь можно было переходить к следующему этапу – приглашению на пытку семейным вечером.

      Он смотрел, как Дайка осторожно касается пальцами лепестков, ее лицо постепенно смягчалось. Любовь. Странное, аморфное понятие. Марк не был уверен, что способен на такое в общепринятом смысле. Была ли у него любовь к Дайке? Нет. Но она была… удобной. Приятной привычкой. Предсказуемой переменной в его сложном уравнении жизни. Она была умной – отличница, победительница олимпиад, все дела – но ее ум был другого рода. Книжный, правильный, лишенный его собственной хищнической изворотливости и цинизма. Ее доброта и честность были не силой, а уязвимостью, брешью в броне, которой он умело пользовался. В его искаженной системе ценностей это удобство, эта предсказуемость и легкость манипуляции, пожалуй, и были самым близким эквивалентом того, что другие называли любовью. Он получал от нее то, что хотел – внимание, восхищение, иногда помощь с какими-то школьными мелочами, которые ему было лень делать самому, и, конечно, статус «парня с девушкой». А она… она, кажется, верила в его маску.

      «Марк, они красивые… Спасибо», – сказала Дайка уже совсем другим тоном, поднимая на него взгляд. Обида почти ушла, осталась лишь легкая растерянность. «Но я прождала тебя почти час… Я волновалась».

      «Прости», – сказал он искренне звучащим