Возвращение к себе (сборник). Владимир Киреев

тут был небольшой, но все необходимое было. Купили картошки, муки, соли.

      – Дивись, Павлюк, телочку продают! – громко крикнул Афанас, дернув брата за рукав. Тот внимательно посмотрел на полнотелую, как вареник, хохлушку:

      – Сколь просишь, красотуля?

      – Просила шестьдесят, да ладно, сговоримся с таким кавалером – за пятьдесят уступлю.

      – Тогда возьмем! – Павел отсчитал деньги. Телушку привязали к телеге и пока Афанас сторожил ее, Павел успел прикупить петуха с большим ярким гребешком и красно-синим переливчатым оперением и двух курочек. Птицам связали ноги, и они лежали на возу, испуганно косясь на новых хозяев.

      Павлюк еще прошелся по рядам, и вскоре у подводы Кириенко визжали в мешке два поросенка. Остановившись возле молодухи-сибирячки, Павел спросил:

      – А ты чем торгуешь?

      – Как – чем? Колбой! – улыбнувшись во весь рот, блеснувший крепкими зубами, она протянула ему увесистый пучок с зелеными стеблями. Видя его недоумение, спросила:

      – А ты отколь будешь?

      – С Алексеевки мы, переселенцы. Две недели как приехали. Вот картошку не досадили, пришлось к вам сюда ткнуться. Да что же это за диковина?

      – А ты попробуй.

      Павел вытянул стебелек, сунул в рот, старательно разжевал. На языке и деснах почувствовал привкус, напоминающий чеснок:

      – Вкуснота!

      – В вашей Алексеевке эту колбу косой косить можно, так что не покупайте, сами наберете.

      – Понял, дорогуша, спасибочки за науку, жив буду – отблагодарю.

      К полудню отправились в обратный путь. Было тепло, припекало солнце, им повезло и с погодой, и с землей. С верой и надеждой смотрел в будущее Павел Кириенко, сидя на возу и глядя в широко распахнутое небо.

      Возле речки остановились, напоили животных, сами сняли рубахи, умылись. А потом тронулись дальше по знакомой, наезженной колее. Удивительное дело! где бы ни оказался человек, уже через несколько дней он воспринимает место, где обосновался, как свой дом и возвращение туда наполняет его душу радостью и спокойствием.

      И вдруг Афанас увидел на макушке высоченной лиственницы большую птицу. Глухарь сидел на дереве, вытянув черную, поблескивающую в лучах солнца шею. Афанас толкнул брата, а тот передал вожжи Афанасу, вытащил берданку. Наблюдая за глухарем, ждал, когда телега подъедет на выстрел.

      – Отсюда не достать – далеко, – шепнул Афанас, притормаживая ход жеребца.

      – Да вижу. Т-с-с! Спугнешь.

      Телега остановилась метрах в сорока от дерева, Павел соскочил и стал всматриваться между сучьями. С этой точки не было видно, улетела птица или все еще здесь. Павел наконец рассмотрел его среди ветвей, прицелился и выстрелил. Глухарь дернулся и, цепляясь крыльями за сучья, тяжело упал наземь.

      – Ай да молодец, братка! – торжествующе закричал Афанас, подбирая добычу. Уже затемно подъехали они к землянке, где все давно и с нетерпением ждали возвращения мужчин, оказавшихся к тому же и удачливыми охотниками.

      С