Эра Водолея, или Каждый имеет право знать. Сергей Галихин

промычал Мухин. – Беседу вел спокойно. Не переигрывал, эмоции выражал адекватно, похоже, был искренен. Я проверю его по нашей картотеке, но на это уйдет время. Если он провокатор – данные будут спрятаны, придется искать.

      – Наташка сказала, что в информационной машине о нем нет никаких данных, – сказал Чуев.

      – В дурдоме уровень доступа к информации, конечно, достаточно высок, но все же… мне нужно время.

      – Интересно, – сказал Лукошкин, – зачем все-таки Шваркин его к тебе приставил?

      – Понятия не имею. Может, правда он больной? Издевается Шваркин…

      – А может, просто провокация, – сказал Лукошкин. – Подкинули нам дурачка и наблюдают за нами, что мы будем делать.

      – А смысл? – спросил Богатырев. – Они и так про нас все знают.

      – А это мысль, господа, – сказал Мухин с такой интонацией, как будто обо всем догадался. – Крикуны последнее время заметно активизировались. Возможно, есть информация, что Моисей тоже что-то затевает. Именно в этот момент к нему подсовывают топтуна. Что он тогда должен сделать? По крайней мере насторожиться. Потому что им заинтересовались как раз тогда, когда он что-то затевает.

      – А дальше?

      – А дальше они будут наблюдать за ним, оценивать его поведение. Если он засуетится, значит, их предположения верны.

      – Не нравится мне все это, – замотал головой Богатырев.

      – Ладно, – сказал Чуев, вставая из-за стола. – Утро вечера мудренее. Ясно одно. Нужно быть осторожнее.

      Глава 6. Свой среди чужих

      С утра шел дождь. Серое небо было затянуто тучами, мелкие капли монотонно стучали по стеклам и карнизам. Люди прятались от дождя под зонтами и плащами. Воробьи, голуби и вороны прятались по чердакам в ожидании солнца, бездомные кошки и собаки укрывались от дождя кто где мог. Природа нахмурилась и притихла.

      Старенькие «Жигули», которые достались Косте вместе с квартирой, неторопливо ехали по шоссе в среднем ряду. Выдерживая паузу, щетки смахивали с лобового стекла капли дождя и снова замирали в горизонтальном положении. Зубков включил правый поворот и свернул с Каширского шоссе на Пролетарский проспект. Он не знал, каким образом попал в этот мир, но ничего другого, кроме как приспособиться к нему и выжить, Зубкову не оставалось. Прошло уже две недели с того утра, как Костя проснулся на свалке, за кирпичной стеной помойки. Он много пережил за это время и многое узнал. И, просыпаясь по утрам, Костя почти перестал надеяться, что странный сон кончится и все вернется на круги своя. Новый, чужой мир постепенно становился своим, знакомым и привычным.

      Зубков включил левый поворот и свернул на Кантемировскую улицу. Внутри у него что-то шевельнулось, к горлу подкатил комок, дыхание перехватило. Память настойчиво заявляла, что он прожил на улице с таким же названием тридцать лет. Какой бы реальной ни была действительность, странные подробности то и дело всплывали в мозгу и безапелляционно утверждали о себе как о прошлом…

      Когда