Жили-были. Лариса Андреевна Скляр

почему они плачут? Мне ответили – потому, что это нельзя победить. Уже взрослой я поняла, что нищие, запуганные и униженные сталинским государством колхозники плакали от чувства бессилия перед мощью врага, они горевали о судьбе страны, а не о своей собственной.

      В то же время нас навестил родственник, одетый в форму немецкого солдата. Позже я узнала, что он молодым лихим казаком ушёл на первую мировую войну. Затем, в гражданскую с остатками войск белых оказался на чужбине. Осел в Германии, завёл там семью и был призван на службу уже в гитлеровскую армию. Я запомнила как он всё удивлялся и повторял: «Как же бедно вы живёте, куда хуже чем при царе!» И дал мне шоколад.

      В годы войны, во время оккупации фашистами станицы вблизи Краснодара, где жила семья моей мамы, ей было 15 лет, а её брату 13. Вот что она рассказывала нам, своим детям:

      – В нашем большом каменном (бывшем купеческом) доме поселились два немецких офицера с денщиком и поваром. Нам милостиво разрешили жить в сарае и пользоваться огородом, не обижали, хотя и знали, что отец-солдат Красной армии. Однажды на огороде в кукурузе мать обнаружила прятавшегося там раненого. Ночью она привела его в сарай, накормила, обработала рану на ноге, а мы с братом устроили ему постель на чердаке, где хранились дрова и разная хозяйственная утварь. Молоденький лейтенант, как оказалось, из-за ранения попал в плен, но сбежал.

      Мать строго запретила нам общаться с соседями и знакомыми, чтобы мы случайно не проговорились о нём. Мы с братом все дни внимательно следили за врагами, чтобы в случае приближения кого-то из них к сараю, подать условный знак об опасности. Из своего жилья выходили по очереди, там всегда кто-то оставался дежурить. Через месяц фронт вплотную приблизился к станице и поздоровевший офицер попытался уйти к своим. Но ему не повезло. Когда прогнали оккупантов, то в местной церкви среди расстрелянных фашистами военнопленных мы увидели и нашего Василия. Его похоронили в братской могиле.

      Синие сумерки

      э с с е

      Синие сумерки… Город убил их искусственным светом бесчисленных окон, машин, фонарей. Зато вне города, особенно зимой, сумерки длинны и живописны. Акварельные тона гаснущего дня медленно растворяются в мягкой синеве, подсвеченной белыми снегами. В это время в городе серенькая дневная туманность резко сменяется ярко освещенной темнотой вечера.

      Мороз кусается все злей,

      Снег сыплется из фонарей,

      И мгла сгущается сильней

      Вокруг людей, в кругу людей…

      В памяти вспыхивает «зимнее» воспоминание о детстве в кубанской станице. Выпал снег и отец вернулся с работы вечером не на бидарке (двухколесной рессорной коляске), а в больших грубо сколоченных колхозных санях. В них был впряжен уже знакомый нам, детям, смирный красавец Сигнал с белой метиной на лбу. Пока отец ужинает («вечеряет»), мы с братом, замирая от страха и радости, угощаем коня хлебом, сахаром, капустой. Он деликатно берет еду с маленьких ладошек теплыми губами