Вдовушка. Анна Чухлебова

я получаю от него сообщение: «Меня переводят в Мариуполь». «Или куда похуже?» – чую неладное, переспрашиваю. Сережа отвечает эмодзи с обезьянкой, которая закрывает глаза ладонями. Он пишет и позже, но редко: связь ловит не всегда. Я забываю о нем. И вспоминаю лишь с толчком в груди – осознав, что не помню, когда он объявлялся в последний раз.

      До дыр

      Когда я не рыдаю, веду себя как полная дура. Подруги перестали меня выносить. Коллеги лишний раз не трогают. Родители ходят вокруг меня на цыпочках, будто я – забывшаяся беспокойным сном, всех задолбавшая бабка.

      Догорает панический двадцать второй год. Единственная радость, что в моем прифронтовом регионе нет прямой границы. Свист самолетов, вой ветра в степи, если прислушаешься, заметишь дальнее тра-та-та. Это в пригородах Ростова так слышно луганщину. Наш израненный регионсосед щедр. Когда его уже как следует подлатают, когда это всё кончится, когда.

      Первый месяц горя я плохо помню. Две недели провела, не трезвея, а когда хоть немного окстилась – грянули истерики. Звучит как какая-то бабская ерунда, слёзки, игрушки, но на деле это ощущается, будто твои кишки перемалывают в мясорубке живьем. Несколько часов не можешь прекратить рыдания, срываешься на рев, вой, скулеж, ходишь кругами по комнате, пытаешься продышаться, остановиться, но только задыхаешься. Если приложить к тыльной стороне руки лед, не почувствуешь холода. Ты идешь трещинами изнутри, вся боль – там, поэтому твои рецепторы не регистрируют внешний раздражитель. У них и так перегруз.

      И на второй месяц я не могу спать без света. Кажется, по щелчку выключателя начнется казнь мира. Вся грязь и горе человечества за тысячи лет истории выползут из темноты, протянут щупальца, передушат всё сущее. Здесь, сейчас, а в эпицентре действа – моя комната. Ночник не поможет; нужен свет сверху, электрическое солнышко, потолочная икона. Уснуть получается только под верхним светом, пусть для этого и приходится укрыться с головой. Может, в тюрьмах потому и не гасят свет на ночь, чтобы он, технологический оберег, выжигал всю нечисть, всё зло, сотворенное человеком. Одеяло во сне сбивается, под ним невозможно дышать, адски жарко. Свет постоянно будит меня, глубокого сна нет – лишь печальные синие островки дремоты берегут остатки разума.

      На излете второго месяца я бесславно еду через полстраны к бывшему любовнику. Это настолько позорная история, что не хочется и вспоминать. Может быть, позже. Странно, но этот дурацкий эпизод помог мне наконец выключить свет в спальне. Неделька ночника после возвращения домой – и всё, мне снова доступен сон в полной темноте. Кажется, я просто окунулась во тьму – и она перестала меня пугать. Не будешь же каждый раз вздрагивать, когда видишь собственную руку или ногу.

      Про третий и четвертый месяцы я сбивчиво рассказала выше. Неловкие попытки ластиться к первым встречным ненужным людям. Серия идиотских свиданий-досвиданий. Кудахтающая мамаша подростка едва меня не отпиздила на свадьбе.

      Я пытаюсь найти хоть