Княжна Тараканова (сборник). Григорий Данилевский

Хороши наши нивы, беда только от множества сорных трав. Кстати… я все любуюсь вашими цветами и птицами. Приезжайте в Царицыно. Гримм мне прислал семью прехорошеньких какаду. Один все кричит: «Où est la vérité?»[5]

      Отменно милостиво поблагодарив Миллера, императрица возвратилась в Царицыно. Вскоре туда явился победитель при Чесме, Орлов.

      Алексей Григорьевич не узнал двора. С новыми лицами были новые порядки. Граф не сразу удостоился видеть государыню. Ему сказали, что ее величество слегка недомогает.

      Орлов смутился. Опытный в дворских нравах человек, он почуял немилость, беду. Надо было поправить дело. Алексей Григорьевич не без робости обратился к некоторым из приближенных и решился искать аудиенции у нового светила, Потемкина. Их свидание было вежливо, но не радушно. Далеко было до прежней дружеской близости и простоты. Проговорили за полночь, но гость чувствовал, что ему было сказано немного.

      – Нынче все без меры, через край! – произнес, по поводу чего-то и мимоходом, Потемкин.

      Задумался об этих словах Орлов: «Через край! Ведь и он хватил не в меру».

      Наутро он был приглашен к государыне, которую застал за купаньем собачек. Мистер Том Андерсон уже был вынут из ванночки, вытерт и грелся, в чепчике, под одеялом. Миссис Мими, его супруга, еще находилась в ванне. Екатерина сидела, держа наготове другой чепчик и одеяло. Перекусихина, в переднике, с засученными за локти рукавами, усердно терла собачку губкой с мылом. Намоченная и вся белая от пены, Мими, завидя огромного, глазастого, не знакомого ей гостя, неистово разлаялась из-под руки камер-юнгферы.

      – С воды и к воде, – шутливо произнесла Екатерина, – добро пожаловать. Сейчас будем готовы.

      Одев в чепчик и уложив в постель Мими, государыня вытерла руки и произнесла:

      – Как видите, о друзьях первая забота! – села и, указав Орлову стул, начала его расспрашивать о вояже, об Италии и о турецких делах.

      – А вы, батюшка Алексей Григорьевич, пересолили, – сказала она, достав табакерку и медленно нюхая из нее.

      – В чем, ваше величество?

      – А в препорученном, – улыбнулась, шутливо грозя, Екатерина.

      Орлов видел улыбку, но в самой шутке государыни приметил недобрую, знакомую ему черту: круглый и плотный подбородок Екатерины слегка вздрагивал.

      – Что же, матушка государыня, чем я прогневил? – спросил он, заикаясь.

      – Да как же, сударь… уж право, чересчур, – продолжала Екатерина, нюхая из полураскрытой табакерки.

      Орлов ребячески растерялся. Его глаза трусливо забегали.

      – Ведь пленница-то наша, – произнесла государыня, – слышали ли вы? Скоро сам-друг…

      Богатырь и силач Орлов не знал, куда деться от замешательства.

      «Пропал, окончательно погиб! – думал он, мысленно уже видя свое падение и позор. – Помяни, господи, царя Давида…»

      – Дело, впрочем, можно еще поправить, – проговорила Екатерина, – вам бы ехать в Питер да свидеться с пленницей, к торжеству

5

Где правда? (франц.).