Княжна из пепла. Марина Владимировна Болконская

лишь несколько строк, выведенных изящным почерком:

      «13-го числа, в полнолуние. Не опоздайте – таких больше не будет.»

      И они приехали.

      Не только те, кого звали, но и те, кто лишь слышал – через шёпоты в светских салонах, через намёки в клубах. Зал пансиона, обычно скрытый от посторонних глаз, сегодня пылал золотом и шёлком, а в воздухе витал тягучий аромат восточных благовоний.

      И вот – она.

      Анастасия.

      Ее платье – серебристо-жемчужный шелк, струящийся, как лунный свет, – обрисовывало каждый изгиб. Черная кружевная маска скрывала лицо, оставляя лишь глаза – слишком взрослые для ее лет, слишком глубокие для невинности.

      Музыка полилась, как мед, томная и густая.

      И она задвигалась.

      Каждое движение было обещанием. Каждый поворот – намёком. Она скользила между тенями и светом, то исчезая, то вновь появляясь – как сон, который нельзя удержать.

      Реакция гостей не заставила ждать.

      Старый князь N., чьи пальцы, украшенные перстнями, сжали бокал так, что стекло треснуло. «Боже… Она – вылитая…». Он не договорил, но его сосед, граф С., бросил на него странный взгляд.

      Банкир Д., человек расчетливый и холодный, неожиданно выпрямился, забыв про свой бокал шампанского, который опрокинулся на дорогой персидский ковер.

      Молодой офицер – его дыхание участилось, а рука непроизвольно сжала эфес шпаги. «Это… не может быть просто танцовщицей.»

      Один из «незваных» – мужчина в темном фраке, стоявший в углу, – вдруг резко наклонился вперед, будто узнав что-то. «Нет… неужели»

      И среди всех этих мужчин – знатных, богатых, привыкших покупать всё, что пожелают – один не сводил с неё глаз.

      Молодой офицер, не обладающий состоянием старых аристократов, но с горящим взглядом и честолюбием, способным сокрушить любые преграды.

      Он потерял голову в тот же миг.

      Пока остальные оценивали, подсчитывали, представляли её в своих будущих будуарах – он просто смотрел.

      И понимал, что уже не сможет забыть.

      Каждое движение Анастасии было искусством и пыткой.

      Она скользила, как тень, то приближаясь, то исчезая в полумраке. Ее руки взмывали вверх, словно крылья птицы, готовой взлететь, но тут же опускались, будто скованные невидимыми цепями.

      В одном движении, в повороте головы, в том, как ее пальцы дрогнули, коснувшись собственного плеча, было что-то неуловимо знакомое.

      Мадам Леруа, стоявшая в тени, едва заметно улыбнулась.

      – Отлично.

      Когда музыка смолкла, в зале повисла тишина.

      Анастасия замерла, грудь слегка вздымалась, а глаза… Они горели. Не страхом, не стыдом – вызовом.

      Молодой офицер сделал шаг вперед, но его опередил банкир Д., хрипло бросивший:

      – Я даю десять тысяч.

      – Двадцать! – тут же отозвался князь.

      Но офицер не смотрел на них. Он смотрел только на нее.

      А она… словно улыбнулась под маской.

      Мадам Леруа медленно подняла руку:

      – Прошу торги начинаются.

      И пока зал