Без Неба. Александр Титов

со мной, маленькая, хрупкая фигурка в своем вечном рабочем комбинезоне.

      Она не плакала. Слезы, кажется, кончились еще вчера, у завала. Теперь она просто смотрела на сверток перед собой пустыми, выжженными горем зелеными глазами.

      Я держал её за руку, чувствуя, как мелко дрожат её пальцы. Моя собственная скорбь была глухой, тяжелой, перемешанной с ледяной яростью, которая с вчерашнего дня не отпускала ни на секунду.

      Грета стояла чуть поодаль, скрестив на груди руки – одну живую, другую механическую. Её морщинистое лицо было непроницаемо, как всегда. Старуха видела на своем веку слишком много смертей, чтобы поддаваться эмоциям.

      Рядом топтался старик Мэл, что-то неразборчиво бормоча себе под нос – то ли молитву, то ли очередное своё пророчество о голосах из глубин.

      Старик Эзра, на удивление трезвый, скорбно качал головой, источая привычный букет перегара и затхлости.

      Семья Колтов – Генри, Майло и маленькая Лина – жались друг к другу, их лица выражали искреннюю скорбь.

      А еще там были они.

      Орлан и Рикс. Люди Векса.

      Стояли у входа, чуть поодаль от остальных, с каменными лицами. Не охраняли. Не скорбели. Просто наблюдали. Их присутствие здесь, на этих скорбных проводах, казалось фальшивым, неуместным.

      Я поймал взгляд Орлана – тяжелый, холодный, без тени сочувствия. Он смотрел не на тело Марка, а на нас, на Сарру, на меня. Словно проверял реакцию, оценивал, не скажем ли мы чего лишнего. В этом взгляде не было горя. Была настороженность. И что-то еще… Похожее на плохо скрытое удовлетворение? Или мне показалось?

      Нет, не показалось.

      Они не скорбели. Они проверяли, закрыта ли тема. Убеждались, что никто не будет копать глубже.

      Моя ярость поднялась новой волной, обжигая горло.

      Виновны.

      Они точно были виновны.

      Никто не произносил речей.

      Старик Мэл что-то прошамкал про «Глотку Дна», которая забирает тех, кто заглядывает слишком глубоко, но его никто не слушал.

      Потом люди начали расходиться. Молча, по одному, растворяясь в полумраке коридоров. Каждый спешил вернуться к своей рутине, к своей борьбе за выживание, стараясь поскорее забыть об очередном напоминании, как хрупка жизнь на Дне.

      Скоро остались только мы с Саррой и Грета.

      Старуха подошла, положила свою живую руку Сарре на плечо.

      «Пойдем», – сказала она тихо. – «Ему уже все равно. А живым надо жить. Дышать».

      Сарра не ответила, только крепче вцепилась в мою руку.