Обучение по-русски. Надежда Рыльская

сражался, дойдя до Эрзерума, о ранении под Оренбургом в дивизии Чапаева), он всегда сокрушается, что не так пишут об этих событиях или совсем не пишут «как было». Я учусь на историко-филологическом факультете пединститута и держу за всех историков и журналистов ответ. Мама добавляет после очередной беседы с отцом, когда он уходит (всегда спешит, всегда занят): «Да, тяжело ему было, вот и не может успокоиться». А о себе ни слова.

      Сейчас я бегу на танцы в клуб, где уже гремит через усилитель «Катарина» в исполнении Эмиля Горовца, и тут же оказываюсь в гуще танцующих, где кто-то тянет меня за руку. Оглядываюсь и с удивлением вижу Юрку. Он тут же задаёт мне много вопросов, и, по-моему, ответы мои ему не нужны:

      – Тань, ты сегодня приехала? Я видел тебя на вокзале… У тебя каникулы? Надолго?

      Я смеюсь, вспоминая, что его звали «рыжим», хотя он светловолосый, как он долго пытался ухаживать за Машкой, о чём напоминаю ему. Он соглашается:

      – Да, было время.

      Модные песенки-пластинки закончились, их сменил самодеятельный оркестр, а я всё с Юркой танцую, он так не отошёл от меня, хотя мне хотелось поговорить с одноклассницей Валей, и закружил в вальсе. И внезапно:

      – У тебя очень красивые глаза, ты знаешь об этом?

      – Конечно, знаю! У всех близоруких зрачки расширенные, поэтому они такие…таинственные!

      – Да, ты не умеешь слушать… Это комплимент, безо всякой медицины!

      – Неважно, но я слушаю, слушаю, дальше что?

      – Мне кажется или нет? Ты на кого-то смотришь? Кому ты улыбаешься? Я ревную, – заявляет он.

      – Не стоит, – решительно говорю, -мне смешно всё, что ты говоришь. Забыл Машу?

      – А причём тут она?

      Неожиданно музыка закончилась, все заторопились в раздевалку – в потоке оказались и мы. Одеваемся. Туфли опять в той же газетке.

      – Ты такая маленькая! Где твой рост? – удивлённо спрашивает высоченный Юрка.

      – В твоих руках, – и я указываю на газетный свёрток.

      По дороге домой весело разговариваем. Я помню его безуспешные попытки ухаживать за Машей. Потому решаю: я напоминаю ему подругу – вот и пошёл меня провожать! Так увлеклись воспоминаниями, что не заметили, что стоим перед моим домом. Спешу закончить, как мне кажется, этот затянувшийся разговор:

      – Машу не видела давно. Ты об этом хотел спросить? Вот и всё!

      – Зачем ты всё о ней? Я очень рад, Танечка, что тебя встретил… А что это у тебя на щёчке?

      – Где?

      Я не успеваю ничего понять, как оказываюсь в его объятьях. Пытаюсь сопротивляться, вырваться… Когда это мне удаётся, я вижу маму, быстро проходящую мимо.

      – Какой стыд! Какой позор! Это моя мама…

      – Да?! Я завтра приду знакомиться!» – решительно говорит он, Юрка или… Юра.

      Несмотря на моё отчаянное сопротивление, он целует меня, приговаривая:

      – Какой стыд! Какой позор!

      – Хватит, перестань! Я домой!

      – Да-да, до завтра, Танечка! Я завтра буду у вас, надо же познакомиться и с мамой!

      Я