Ярость валькирии. Ирина Мельникова

виски, сдобрив их армянским коньяком. Согрев душу, он несколько успокоился, обвел взглядом зал и увидел неподалеку жену известного богатея, красавицу Юлию Быстрову – бывшую журналистку, которую Вера жгуче, всеми печенками ненавидела.

      Сердце его встрепенулось и свалилось вниз, куда-то в область коленей. Сама Сигрдрива держала в руке бокал с шампанским и наблюдала за Кречинским с ироничной усмешкой. Едва передвигая ноги, он направился к ней и, одергивая слегка короткие рукава смокинга, предложил Быстровой стать героиней его нового полотна, в перспективе – шедевра.

      – Вы изумительный человек, Владимир! – произнесло надменно земное воплощение Сигрдривы. – Сначала деньги выпрашиваете на выставку, затем ваша супруга о наших салонах гадости пишет. А сейчас, под коньячок, хотите втянуть меня в какую-то мутную аферу? Не пройдет, сударь мой! Ищите героинь в других местах!

      – Я всего-то предложил пару раз попозировать, – холодно ответил Владимир.

      – Много чести позировать халтурщикам от искусства! – Глаза Юлии полыхнули огнем, и он отшатнулся, зная о ее способностях испепелять человека словом и взглядом.

      После он долго корил себя, что подошел к этой змеюке без подготовки. Видно, виски притупило чувство опасности. А он мог бы многое сказать, если бы не косноязычие, вызванное алкоголем. У кого-то алкоголь порождал поток красноречия, а Владимир, наоборот, впадал в ступор, не мог связать пару слов, и, чтобы забыть об унижении и насмешливых улыбках, вновь и вновь напивался мертвецки, в хлам, до белой горячки. Ну почему так бывает, вроде хочешь поведать женщине самое сокровенное, но нужных слов не хватает, и произносишь банальное, как она прекрасна, великолепна, ослепительна. Только все это не то, потому что язык не способен вместить все слова, которые могли бы описать истинную красоту женщины. Лишь женский портрет обладает подобной силой. Но и здесь не все подвластно кисти художника. Женщину нужно понимать, а для того мало таланта, мало техники, нужны вкус и чутье…

      Но, удирая от Быстровой, он там же, на приеме, столкнулся с другой женщиной, не менее красивой, но более уступчивой, чем бывшая журналистка. Она быстро поняла, что к чему, и согласилась позировать вечерами, так как днем состояла на государственной службе. Единственно, не назвала свое имя, но оно мало интересовало Владимира. Он уже был одержим ею. И едва дождался конца новогодних праздников, после которых она появилась в его мастерской, ни дать ни взять, королева в хижине бедного живописца.

      С той поры сеансы позирования проходили чуть ли не каждый вечер, затягивались не на один час, а женское лицо на холсте становилось все более и более живым и выразительным. Неудивительно, что в какой-то момент Кречинский почувствовал себя Пигмалионом, не совсем понимая, то ли он оживил Галатею, то ли она пробудила его ото сна.

      Работа близилась к концу, когда Владимир робко попросил свою богиню открыть грудь. И женщина, нисколько не смутившись, спустила с плеч махровую простыню,