Грех и немножко нежно. Анна Данилова

умерла родами, значит, она была замужем. Ее муж что, тоже умер? Что, они все поумирали?

      – Нет, Гюнтер еще долго жил, и его фамилия была другая… Дай-ка вспомню… Нет, мысль крутится, но поймать ее не могу…

      – Но тогда и Марта тоже носила другую фамилию.

      – Понимаешь, она недолго носила фамилию мужа, как раз девять месяцев, что была беременна… Поэтому в памяти людей она так и осталась Мартой Краушенбах. К тому же она и замуж-то вышла поздно, когда ей было уже тридцать.

      – А почему ее отец Петр решил спрятать золото от своего зятя?

      – Правильный вопрос… Насколько я поняла, он возненавидел своего зятя за смерть дочери, он решил, что всему виной ее беременность, кажется, мать этого Гюнтера тоже умерла родами… Короче, мы с тобой уже в такие дебри забрались…

      – Ну и главный вопрос: почему Петр решил, что его жизнь не имеет смысла, ведь у него же родилась внучка, Катрин?!

      – Знаешь, как иногда бывает… Когда роженица умирает, то человек, который ее любил, сваливает всю вину на родившегося ребенка… Но в нашем случае, если даже дед твоей бабушки Катрин, Петр Краушенбах, и задурковал после смерти своей дочери, то уж ее отец, Гюнтер, делал для нее все, что мог. Когда-то его семье принадлежал большой дом…

      – И где он сейчас?

      – Там сейчас инфекционная больница…

      – Фу! Это же наше родовое гнездо!

      – Что поделать, советская власть все отобрала…

      – А что, если вернуть? Сейчас же это можно сделать…

      – А тебе это надо? Думаешь, это так легко сделать? Нужны деньги, много денег… А уж сколько документов – пропасть!

      – Но в принципе-то возможно?

      – Да говорят, один псих решил вернуть себе Кремль, считая себя прямым и чуть ли не единственным потомком Рюриковичей! Зачем тебе эта инфекционная больница, пропитанная этой самой инфекцией и забитая больными? Да будь у меня вот лично деньги, я бы построила, быть может, копию этого особняка, провела бы туда новые трубы, сделала отопление… Причем строила бы прямо на берегу Волги, рядом с дедовскими развалинами мельницы… Там такая красота!

      – А это что такое? – Маша поднесла к глазам небольшой затемненный снимок, на котором были изображены кусты, камни…

      – Да вот как раз это вроде бы и есть склеп, – сказала Людмила, откровенно зевая, поднимаясь и принимаясь убирать со стола.

      – Какой же это склеп, когда здесь одни кусты?

      – А ты приглядись повнимательнее…

      – Да я вижу – тут нет никакого склепа! Камни…

      – Ты не смотри на эти камни, ты смотри в середину этих кустов, там должен быть вход в склеп. Кто-то из нашей семьи фотографировал. Ты включи свет и рассмотри все хорошенько! А камни эти – они как ориентир. Это разрушенный памятник какого-то доктора, кажется гинеколога, там и буквы есть… «Ch… i… hs». Вот по этому памятнику и надо искать склеп. Да только