Далекий край. Первое открытие. Николай Задорнов

на этом острове съел, – отвечал Ла. – Сам съел куликов и теперь горюешь!

      – Я помню время, когда на большой горе пятьдесят соболей жило. Где у нас кладбище, там мой дед в пеньке двух соболей поймал. Вот как в старое время люди хорошо жили. У-ух! Холода и голода не боялись; пока терпели, то не жаловались, – тараторил дед Падека.

      Ла отводит свою лодку от кручи. Полуголые, черные от загара парни, всем телом наваливаясь на шесты, с трудом преодолевают стремительное течение. Перекат грохочет. Слышно, как течение катит по дну камни.

      Наконец песчаный мыс обойден. Тут небольшое расстояние, можно бы пройти бечевой на собаках.

      Но навстречу из-за тальников плывет под парусом громоздкая лодка. Двое парней и две девки скрипят четырьмя лопатами-веслами. Худой чернобровый старик с подслеповатыми глазами и с ганзой во рту сидит у прави́ла. Усы у него прокурены дожелта, щеки ввалились черными ямами, а скулы торчат острыми углами…

      Глиняные кувшины с аракой, мешок проса и связка табаку, прикрытые камышовыми циновками, виднеются за гребцами, между мачтой и кормой.

      – Батьго фу-у-у, – приветствует встречных Ла.

      – Батьго, – кивает шляпой старик и подает гребцам знак поднять весла.

      Парус спускают и сворачивают. Лодки сближаются и останавливаются под ивами, уткнувшись носами в глинистый берег.

      Ла хватается руками за нависший над головой ствол и подводит свою корму поближе к лодке старика. Это Дохсо из рода Самаров, с верховьев реки Горюна.

      Ла обнимает его за шею и целует в обе щеки. Удога и Пыжу лезут на корму, стоя на коленях, тянутся к старику и тоже целуют его. Дохсо достает табакерку, вертит табачные листья вокруг большого пальца, набивает трубку, раскуривает ее и передает Ла.

      – Издалека ли? – заводит беседу Дохсо.

      – В Мылки на лов калуги поехали. Маленькую калужку по дороге поймали. Сзади ее ведут… Ну а что новенького в Кондоне?

      В стойбище Кондон, где живет Дохсо, ондинцам все приходятся родственниками, поэтому Ла с большим вниманием слушает рассказы старика. Шаман Бедзе, по словам Дохсо, видел нынче летом в лесу рогатую лягушку и поэтому надеется разбогатеть. Бочка убил изюбря и взял панты[38]. Он отвез их в гьяссу, но пока не продал: торговцы не дают за них хорошей цены…

      – Ой, беда, беда! – вдруг оживился Дохсо. – Ты старуху Талаку помнишь? Чего с ней случилось… Беда, – покачал он головой. – Она в тайге утерялась. Черт ее утащил…

      Покуривая табак, старики обменивались подобными новостями. Тем временем из-за мыса приплыли остальные ондинцы. Останавливая лодки, они выбирались на пески и рассаживались на корточках вдоль берега, напротив угды Дохсо. Пришлось ему прервать свой рассказ об украденной чертом старухе Талаке, вылезть на косу и целоваться со всеми Самарами. Они его сородичи, и старик должен быть обходителен с ними.

      Ла принес калужий калтык[39] и носовые хрящи.

      – А почему, дядюшка Дохсо, рано идешь домой? – спрашивали ондинцы.

      – Калуга

38

Панты — рога.

39

Калтык – гортань.