Господин Великий Новгород. Марфа-посадница. Дмитрий Балашов

купцов, откупил усадьбу, поставил терем.

      Отсюда, от того, первого, терема, начинается родной дом.

      В том тереме на другой год по переезде родился у Луки Творимир, отец Олексы.

      Отсюда уходил Лука в ратные и торговые пути, отсюда шел громить Мирошкиничей. Сюда, больной и разбитый, воротился он из переяславского плена, когда после Липицкого ратного дела выручил князь Мстислав полоняников новгородских, что остались в живых. Разом поседел Лука, потухли глаза, не стало зубов многих от переяславского сидения в голоде да в сырости душной ямы, среди трупов смрадного запаха. Погибли тогда двое сыновей у старого Луки, а Творимир чудом уцелел; пожалел отрока знакомец, гость переяславский, не выдал княжой чади, а утром вывел на зады, дал хлеба ломоть да перекрестил на дорогу…

      Здесь горели раз и еще раз – до черного пепла. И был тогда родной дом одним лишь пепелищем, одною памятью живых. Но живые брались за топоры, но пепел пожара покрывала глина, а в глину врастали тугие смолистые венцы. И снова был дом. И даже резьба на воротах воскресала похожей из разу в раз.

      И была измена дому. Памятной страшной зимой, похоронив сына, бежал отсюда Творимир с полумертвой Ульянией. Бежал потому, что умер Лука, потому, что кадь ржи стала двадцать гривен, а пшена – пятьдесят (а гривна – цена лошади, две гривны в хорошее-то время давали за боевого коня!). Бежал потому, что страшен был пустеющий город, заваленный трупами погибших от голода людей. Мертвецы лежали по улицам неприбранные. Одичалые псы грызли мертвых младенцев. Люди архиепископа не поспевали возить покойников. Поставили скудельницу[6] на Прусской улице, у церкви Святых Апостолов, и в ней сложили три тысячи душ; другую – на поле, в конце Чудинцевой, и в той трупов набралось без числа; и третью – за Святым Рождеством, и та скоро была полна. Простая чадь резала живых людей, обрезала мясо с трупов, ела конину, псину, кошек. Безумных ловили, жгли и убивали, но являлись новые человекоядцы. Иные ели мох, сосновую и липовую кору, лист. Голодные толпы громили боярские и купеческие дома, искали спрятанную рожь. Соседи, родные – и те стали чужими друг другу, скрывая остатки плесневелого хлеба. Обезумевшие матери даром отдавали детей заморским гостям, чтобы только не слышать их плача, не видеть их смерти голодной…

      Вот тогда, покинув дом, ушел Творимир с оставшимися детьми и женой из Новгорода. Сани тянули волоком, чуть не падая. Так добирались до Русы. В пути похоронили второго сына. Поседевшая Ульяния десять верст несла мертвого младенца – не хотела отдать.

      В Русе, у старинного сябра[7] дедова, удалось достать коня, уехали в Плесков[8].

      Там тоже пришлось хлебнуть горя. Жили трудно. Ульяния ткала по́ртна[9], малолетнюю Опросю по первости послали просить милостыню. Сына Тимофея удалось пристроить к серебрянику в ученики. Сам Творимир за что только не брался…

      Там, во Плескове, узнал Творимир, что погорел весь Славенский

6

Скудельница – общее место погребения, общая могила. Ставились во время массовых бедствий.

7

Сябры – соседи, часто связанные общим хозяйством.

8

Пле́сков – древнее название Пскова.

9

По́ртно – холст.