Новое платье Леони. Катрин Панколь

поговорить с ним об этом?» «Публичное собрание о помощи жертвам насилия», Декларация прав человека и стишок, написанный красивым курсивом в виньетке из розовых и голубых цветов:

      Мечтали вы в детстве о принце прекрасном,

      А не о мужлане, что бьет ежечасно.

      За длинной стойкой на стуле сидел человек. Стелла узнала его. Это был Сильвен Лампирон по кличке Лампа. Она училась с ним в одном классе. Это был тщедушный парень, вечно в соплях, какой-то кривой, одна рука короче другой. Жирные жидкие волосы, болезненно-белая кожа, стариковские очки и россыпь гнойников на лбу довершали картину. Он носил свитеры ручной вязки, которые лохматились на рукавах, словно его мама не умела заканчивать петли. Иногда удавалось провернуть с ним злую шутку: ухватить за рукав, поймать нитку и начать тянуть за нее. Рукав начинал распускаться, все смеялись и хлопали в ладоши. Лампа не смел сопротивляться. Но впадал в ярость, прыщи у него на лбу начинали сиять ярко-алым цветом. Это вызывало взрыв всеобщего веселья. «Эй, Лампион, а если свет перегорит, ты будешь нам освещать дорогу? А когда ты сидишь на толчке, они освещают сортир?» В один прекрасный день Сильвен Лампирон замаскировал прыщи бежевой замазкой, начал отжиматься по утрам, сменил очки и стал похож на человека. Но Лампой его все равно по-прежнему называли по инерции.

      И поэтому Стелла, заметив за стойкой Сильвена Лампирона в форме, не удержалась от возгласа:

      – Лампа! Что ты здесь делаешь?

      Бригадир Лампирон, одетый в темно-синюю униформу, небесно-голубую рубашку, с электрошоковым устройством «Тэйзер» на поясе насупился:

      – Ну, прежде всего, я не Лампа, а Сильвен Лампирон, кроме того, я работаю в комиссариате уже три месяца в чине бригадира.

      И он гордо выпятил подбородок, что, по его замыслу, должно было прибавить ему пару сантиметров роста и кучу авторитета.

      – Чего ты хочешь?

      – Я пришла подать жалобу.

      – Надо же!

      Он нагло, злобно рассмеялся. Стелла с удивлением посмотрела на него и потом ледяным тоном спросила:

      – А что это ты смеешься? Тут нет ничего такого забавного.

      – Я не смеюсь.

      – Ну как же, я слышала.

      Он принял вид важного чиновника и приосанился на стуле.

      – Так по какому поводу ты пришла? Я очень занят, между прочим, Стелла.

      – Ты считаешь лапки у мух?

      – Если ты будешь разговаривать таким образом, я выставлю тебя за дверь.

      Стелла злобно прошипела:

      – Я пришла по поводу моей матери, Леони Валенти. На нее напали сегодня ночью в больничной палате. Я хотела бы подать заявление.

      – На кого?

      – На… ну я не знаю. То есть я знаю, но у меня нет доказательств.

      Он переложил с места на место бумаги на столе, чтобы придать себе более внушительный вид, приложил палец к подбородку и заявил:

      – Если тут кто-то может подать жалобу, то только она. Но не ты.

      – Но она не в состоянии это сделать.

      Он вновь погрузился в бумажки, вид у него был враждебный. Он явно не обращал на нее внимания.

      – А