Гнездо орла. Елена Съянова

никто не любит… Тут шумно, постоянно что-то строится, сверлят дыры в горах, вечный гул…» – писал ей в Париж Гитлер. – …А мы все так нуждаемся в покое».

      – Фрейлейн желает пройти к себе или… – спросила горничная, сопровождавшая ее наверх.

      Подразумевалось, что фрейлейн должна пройти к себе.

      – Проводите меня прежде к рейхсляйтеру Борману.

      – Как вам угодно, – горничная кивнула.

      Тотчас из пола вырос адъютант и щелкнул каблуками. Ее проводили в гостиную с двумя бюстами фюрера, глядящими на тех, кто входил, и к ней вышел Борман, сосредоточенный, как человек, вынужденно отложивший срочные дела. Они одарили друг друга безмятежными улыбками. Он поцеловал ей руку, задал несколько дежурных вопросов, оставаясь все время начеку, и не ошибся.

      – Мне хотелось бы немедленно поговорить с фюрером, – твердо произнесла Маргарита. – Будьте так любезны проводить меня к нему.

      Борман кивнул. Это было скверно, но все-таки лучше, чем если бы она отправилась к Гитлеру одна. Идея вызвать ее из Парижа принадлежала ему, Борману, с той только разницей, что он-то предлагал подтолкнуть Гесса; Гитлер же взялся написать сам. Что ж…

      Борман прошел с ней в другую гостиную, куда выходила дверь кабинета Гитлера. Здесь бюстов не было. Маргарите сразу бросилась в глаза большая фотография Виндзоров, висящая прямо против входной двери. Еще десятка три фотографий в художественном беспорядке лежало на круглом столике у самой двери в кабинет. Борман прошел в эту дверь, а она присела у столика и принялась рассматривать снимки.

      В гостиную вошел Геббельс с папкой и, увидев Маргариту, несколько опешил:

      – Грета? Вот неожиданность! С приездом!

      – Здравствуй, Йозеф!

      Он пожал протянутую руку:

      – Прости… я приглашен…

      Она кивнула. Через минуту, тоже с папкой, появился фон Риббентроп. Склонившись, коснулся губами ее пальчиков: она заметила, что рука у него слегка дрожит. Он спросил о дороге, здоровье детей. Застывшее красивое лицо казалось кукольным. Он даже не нашел в себе силы растянуть губы хотя бы в какое-то подобие улыбки.

      Когда Риббентроп скрылся в кабинете, оттуда вышел Борман, оставив наполовину открытой дверь:

      – Фюрер просил вас подождать две минуты. Он сейчас освободится.

      – Где сделан этот снимок? – поинтересовалась Маргарита.

      Борман наклонился к столу. На фотографии улыбающиеся герцог и герцогиня Виндзорские стояли на живописном фоне из таких же улыбающихся рабочих. Во всей группе имелась лишь одна мрачная физиономия – сопровождающего Виндзоров в их турне по Германии Роберта Лея.

      – На заводе «Фольксваген». Неудачным вышел.

      – Вы их здесь для меня разложили? – не удержалась Маргарита.

      – Конечно. Для вас. Есть и неплохие. Этот, например.

      …Тот же Лей, с лакейской улыбкой, следует за «миссис Симпсон» по дорожке возле озера Хинтерзее; в руке у него… дамский зонт.

      Борман удалился.

      «Пожалуй, еще года два назад этот человек едва ли позволил