Прощальный поклон ковбоя. Стив Хокенсмит

возвращались домой в неплохо устроенную жизнь. Неудивительно, что они смеялись и болтали, как в антракте представления «Дикий Запад». Произошедшее казалось им спектаклем. Они просто еще не повидали в жизни достаточно смертей.

      Пожалуй, для завершения вечера не хватало только перестрелки, и Берл Локхарт, кажется, был не прочь ее устроить. Он выхватил свой револьвер у Густава, как только оба поднялись.

      – Не смей вставать у меня на дороге!

      Старик шагнул еще ближе к Густаву, оказавшись с ним буквально нос к носу. Удар, полученный от фонаря, так перекосил накладные усы, что один ус едва не угодил в глаз, однако тут не было ничего даже отдаленно смешного, стоило лишь взглянуть на угрюмое выражение костистого лица Берла.

      – Ладно, – ответил Старый. – В следующий раз, как соберетесь сотворить глупость, отойду в сторонку и не буду мешать.

      – Ах ты, мелкий наглый…

      – Слушайте, парни, – прервал их я, как-то умудрившись втиснуть свое немаленькое туловище между спорщиками, – пойдем посмотрим, кто прятался под вагоном, а?

      Я повернулся, чтобы оттащить Густава подальше, но необходимости в этом уже не было: из-за паровоза, обогнув его, показались несколько человек с фонарем, и Локхарт со Старым понеслись им навстречу бок о бок, как пара чистокровных жеребцов, бегущих ноздря в ноздрю.

      Фонарь держал Уилтраут, кондуктор. За ним шли машинист и мускулистый негр в измазанном сажей комбинезоне – судя по всему, кочегар с паровоза. Но вместо лопаты с углем он волок за собой заросшего бородой типа в настолько изодранных лохмотьях, что, казалось, наряд состоял из старых швабр. Бродяга пытался упереться в землю каблуками, что ничуть не замедляло поступь негра – лишь ботинки влекомого оставляли в песке две борозды.

      – Отпусти меня, чудовище! – велел бродяга, и его голос оказался неожиданно низким, а выговор – неожиданно изысканным. Он даже слегка картавил. – Или ты не уважаешь особ королевской крови?

      – Никто не ранен? – спросил нас Уилтраут, не обращая внимания на протесты пленника.

      Пассажиры принялись качать головами, бормоча «нет», и кондуктор повернулся к почтовому вагону.

      – А с тобой, Моррисон, я еще поговорю, – молвил он сурово.

      Не вполне в этом уверен, но мне показалось, что в почтовом вагоне кто-то тихо заскулил.

      – Итак. – Уилтраут снова повернулся к нам и кивнул на негра: – Тут Бедфорд говорит, что этот проходимец вылез из-под вагона. Кто-нибудь видел, откуда он взялся?

      – Да, сэр. – Я указал на багажный вагон: – Он во-он там ныкался.

      Уилтраут направился к багажному вагону и стал светить фонарем под ним, а Бедфорд и машинист с подозрением уставились на пленника, причем оба разве что не рычали и не скалили зубы.

      – Да, он ехал под вагоном, – объявил кондуктор, разглядывая тележку. – Вон его котомка. Ты где залез под поезд? Когда мы набирали воду в Уэльсе? Или в Промонтори?

      Неожиданно дернув плечами, бродяга высвободился из лап Бедфорда.